У женщин один принцип: любить нельзя использовать. А где ставить запятую — они сами решают (с)
Написала давно, но почему-то не выложила, но теперь вот — являю на ваш суд 
АВТОР: Яся Белая
РЕЙТИНГ: PG-13
ПЕЙРИНГ: Нейтан/Клер
ЖАНР: пафосная драма
ДИСКЛАЙМЕР: персонажи принадлежат Тиму Крингу и NBC, а я их у этих жадин только проиграться взяла
ТИП: гет
САММАРИ: Когда ночь на мягких лапах входит в его спальню, он становиться другим — вампиром, которого мучит вечный Голод… Когда она засыпает, ей снова снится тот же сон — она убивает своего отца…
КОММЕНТАРИИ: *полнейший изврат и обострение моей хронической шизы, и попытка написать о "Клер без сахара"*
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ:AU, и, наверное, как обычно в комплекте с OОC
РАЗМЕР: мини
СТАТУС: закончен
Как всегда, посвящается, ксенон
А вот и сам фик
Он часто посещал в эту церквушку, притаившуюся в самом неказистом районе Нью-Йорка. Добирался сюда на метро и автобусах, потом — долго брел по грязным, извилистым улочкам, где рябило в глазах от пестрой нищеты. Здесь он смотрелся чересчур дорого и фешенебельно. Словно подлинное произведение искусства в заваленной хламом лавке старьевщика. Но ему было уже все равно. Потому его самого у себя не было. Он потерялся в лабиринте сознания, заблудился в собственных «я»… И, походя к зеркалу, видел там кого-то без лица… Как он мог видеть, если у него не было глаз? Он и сам не понимал… Не пытался понять. Он знал лишь одно, что за этой завесой безликости мятется, тщетно взывая к окружающим, некая личность… Вот только бы разгадать, какая?
А еще он знал, когда ночь на мягких лапах входит в его спальню, он становиться другим — вампиром, которого мучит вечный Голод… И ему снились сны, полные тьмы, криков, боли и ужаса… И вскоре он разучился спать. Он боялся, что однажды сон сбудется… Как-то раз, в полусонном состоянии, он даже составил список предполагаемых жертв. Когда прочел утром — ужаснулся. Оказывалось, он хотел убить свою мать, ее верного пса в роговых очках и копа-неудачника… И он стал избегать их… Хотя и знал, что в реальности никогда не убьет, ибо не может убивать безликий Никто.
Нет, пожалуй, будет неправдой сказать, что спать он перестал только из-за этого. Был и еще один сон. Сон, в котором он летел по небу, прижав к себе хрупкую златокудрую девушку. От нее дурманяще пахло цветами и юностью. Кем он доводился этой прелестнице? Ангелом-Хранителем. Он должен был спасти ее, ибо она — светоч этого мира. Без нее будут тьма и отчаяние. Но вот раздавался дьявольский хохот, на Солнце наползала черная тень, и он, штопором ввинчиваясь в потоки воздуха, падал вниз. Он ронял драгоценную ношу, и она, кувыркаясь, тоже свергалась на твердь. Он слышал ее последний вскрик … и мир погружался во тьму… И он просыпался. А после, встретив ее за столом на семейном обеде, — потому что в этой реальности она считалась его дочерью — старался не смотреть ей в глаза. Просто не мог видеть в них непроглядную тьму…
Я сломал тебя…
Мужчина медленно опустился на самую дальнюю скамью. Ему казалось, сядь он ближе, и старенький священник, читавший сейчас проповедь о грехе уныния, непременно поймет, кто он такой, и с позором выгонит его из храма… Этот дорого одетый, печально-красивый человек понимал, что никогда ни одному духовнику в мире не исповедается в своих грехах, потому что, существуют те проступки, которые нельзя отпустить. Ведь ангел, не сумевший сберечь доверенного ему человека, все равно, что дезертир на поле боя. За это — только расстрел. Слова пастора расстреливали в упор, в самое сердце: «Уныние — тягчайший грех, приводящий к отчаянию. Уныние рождается там, где угасает вера в Бога, надежда на Него и любовь к Нему и к людям. Потому уныние — грех маловерия, богоотступничества… Подобает оценивать грехи по тяжести их … »…
Мужчина низко наклонил голову и заткнул уши. Он не хотел этого слышать… Но не мог… Как не мог не слышать тиканье часов — то спешащих, то отстающих, словно время сбилось с курса, словно время сошло с ума…
Нельзя убежать от себя, нельзя обмануть себя… Особенно — ему. Ведь его буквально передергивает ото лжи. Нельзя даже выплакаться, потому что он просто не умеет плакать…
Он сжал ладонями виски и болезненно застонал, но стон его утонул в серебре церковного песнопения…
~*~*~*~
Она знала, что найдет его здесь. Она следила за ним после того, как подслушала разговор бабушки и приемного отца: они говорили о том, как заключили в одно тело две души — ее биологического отца и убийцы… В тот день она научилась ненавидеть. И с тех пор ей начал сниться один и тот же сон — она убивает своего отца… Потому что только так можно по-настоящему убить спрятанного в нем кровавого монстра…
Это чудовище нарушило что-то в ней, и она перестала чувствовать физическую боль. Люди, которым она привыкла доверять, сломали ее — теперь очерствела душа. Настолько, что даже в церковь она входила, скрыв в сумочке пистолет…
Она убьет его, все равно где. И все равно, что будет с ней потом. Она запуталась в вариациях себя, она потеряла где-то свою способность любить…
Я всегда буду хотеть тебя убить…
Девушка сразу нашла его согбенную, изломанную отчаянием фигуру: он, сжавшись, сидел на скамейке у входа. Она подошла и тихонько опустилась рядом.
Он обернулся, и она поймала его затравленный взгляд. И впервые за долгие месяцы болезненно дрогнуло сердце. Она коснулась его руки, и он, перестав терзать свои волосы, схватил ее пальчики и с силой сжал… Она поморщилась от боли … и улыбнулась.
Они так и сидели, взявшись за руки и не почувствовав, что их лица — в слезах…
~*~*~*~
И казалось, их души, вот так же рука об руку, взмыли к горнему престолу. Они летели среди белоснежной кипени облаков, легкие и счастливые. И пели им ангелы. Пели серебряно, и эта чудесная мелодия отшелушивала коросту грехов с их душ… Они родились заново. Они вместе победили уныние. Бог просил их. И еще раз — окрылил…


… и пели им ангелы
АВТОР: Яся Белая
РЕЙТИНГ: PG-13
ПЕЙРИНГ: Нейтан/Клер
ЖАНР: пафосная драма
ДИСКЛАЙМЕР: персонажи принадлежат Тиму Крингу и NBC, а я их у этих жадин только проиграться взяла
ТИП: гет
САММАРИ: Когда ночь на мягких лапах входит в его спальню, он становиться другим — вампиром, которого мучит вечный Голод… Когда она засыпает, ей снова снится тот же сон — она убивает своего отца…
КОММЕНТАРИИ: *полнейший изврат и обострение моей хронической шизы, и попытка написать о "Клер без сахара"*
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ:AU, и, наверное, как обычно в комплекте с OОC
РАЗМЕР: мини
СТАТУС: закончен
Как всегда, посвящается, ксенон
А вот и сам фик
Относись ко мне проще: я — ангел,
Только крылья мои обгорели.
Я ведь долго летала над адом,
А в аду очень жарко, поверь мне.
Мне пришлось очень много увидеть,
Оттого и глаза не святые.
Я умею теперь ненавидеть,
И слова знаю колкие, злые.
А душа моя — огненный факел,
Страсти сердце в куски разрывают.
Относись ко мне проще: я — ангел…
Только — падшим — меня называют...
Неизвестный автор
Только крылья мои обгорели.
Я ведь долго летала над адом,
А в аду очень жарко, поверь мне.
Мне пришлось очень много увидеть,
Оттого и глаза не святые.
Я умею теперь ненавидеть,
И слова знаю колкие, злые.
А душа моя — огненный факел,
Страсти сердце в куски разрывают.
Относись ко мне проще: я — ангел…
Только — падшим — меня называют...
Неизвестный автор
Он часто посещал в эту церквушку, притаившуюся в самом неказистом районе Нью-Йорка. Добирался сюда на метро и автобусах, потом — долго брел по грязным, извилистым улочкам, где рябило в глазах от пестрой нищеты. Здесь он смотрелся чересчур дорого и фешенебельно. Словно подлинное произведение искусства в заваленной хламом лавке старьевщика. Но ему было уже все равно. Потому его самого у себя не было. Он потерялся в лабиринте сознания, заблудился в собственных «я»… И, походя к зеркалу, видел там кого-то без лица… Как он мог видеть, если у него не было глаз? Он и сам не понимал… Не пытался понять. Он знал лишь одно, что за этой завесой безликости мятется, тщетно взывая к окружающим, некая личность… Вот только бы разгадать, какая?
А еще он знал, когда ночь на мягких лапах входит в его спальню, он становиться другим — вампиром, которого мучит вечный Голод… И ему снились сны, полные тьмы, криков, боли и ужаса… И вскоре он разучился спать. Он боялся, что однажды сон сбудется… Как-то раз, в полусонном состоянии, он даже составил список предполагаемых жертв. Когда прочел утром — ужаснулся. Оказывалось, он хотел убить свою мать, ее верного пса в роговых очках и копа-неудачника… И он стал избегать их… Хотя и знал, что в реальности никогда не убьет, ибо не может убивать безликий Никто.
Нет, пожалуй, будет неправдой сказать, что спать он перестал только из-за этого. Был и еще один сон. Сон, в котором он летел по небу, прижав к себе хрупкую златокудрую девушку. От нее дурманяще пахло цветами и юностью. Кем он доводился этой прелестнице? Ангелом-Хранителем. Он должен был спасти ее, ибо она — светоч этого мира. Без нее будут тьма и отчаяние. Но вот раздавался дьявольский хохот, на Солнце наползала черная тень, и он, штопором ввинчиваясь в потоки воздуха, падал вниз. Он ронял драгоценную ношу, и она, кувыркаясь, тоже свергалась на твердь. Он слышал ее последний вскрик … и мир погружался во тьму… И он просыпался. А после, встретив ее за столом на семейном обеде, — потому что в этой реальности она считалась его дочерью — старался не смотреть ей в глаза. Просто не мог видеть в них непроглядную тьму…
Я сломал тебя…
Мужчина медленно опустился на самую дальнюю скамью. Ему казалось, сядь он ближе, и старенький священник, читавший сейчас проповедь о грехе уныния, непременно поймет, кто он такой, и с позором выгонит его из храма… Этот дорого одетый, печально-красивый человек понимал, что никогда ни одному духовнику в мире не исповедается в своих грехах, потому что, существуют те проступки, которые нельзя отпустить. Ведь ангел, не сумевший сберечь доверенного ему человека, все равно, что дезертир на поле боя. За это — только расстрел. Слова пастора расстреливали в упор, в самое сердце: «Уныние — тягчайший грех, приводящий к отчаянию. Уныние рождается там, где угасает вера в Бога, надежда на Него и любовь к Нему и к людям. Потому уныние — грех маловерия, богоотступничества… Подобает оценивать грехи по тяжести их … »…
Мужчина низко наклонил голову и заткнул уши. Он не хотел этого слышать… Но не мог… Как не мог не слышать тиканье часов — то спешащих, то отстающих, словно время сбилось с курса, словно время сошло с ума…
Нельзя убежать от себя, нельзя обмануть себя… Особенно — ему. Ведь его буквально передергивает ото лжи. Нельзя даже выплакаться, потому что он просто не умеет плакать…
Он сжал ладонями виски и болезненно застонал, но стон его утонул в серебре церковного песнопения…
~*~*~*~
Она знала, что найдет его здесь. Она следила за ним после того, как подслушала разговор бабушки и приемного отца: они говорили о том, как заключили в одно тело две души — ее биологического отца и убийцы… В тот день она научилась ненавидеть. И с тех пор ей начал сниться один и тот же сон — она убивает своего отца… Потому что только так можно по-настоящему убить спрятанного в нем кровавого монстра…
Это чудовище нарушило что-то в ней, и она перестала чувствовать физическую боль. Люди, которым она привыкла доверять, сломали ее — теперь очерствела душа. Настолько, что даже в церковь она входила, скрыв в сумочке пистолет…
Она убьет его, все равно где. И все равно, что будет с ней потом. Она запуталась в вариациях себя, она потеряла где-то свою способность любить…
Я всегда буду хотеть тебя убить…
Девушка сразу нашла его согбенную, изломанную отчаянием фигуру: он, сжавшись, сидел на скамейке у входа. Она подошла и тихонько опустилась рядом.
Он обернулся, и она поймала его затравленный взгляд. И впервые за долгие месяцы болезненно дрогнуло сердце. Она коснулась его руки, и он, перестав терзать свои волосы, схватил ее пальчики и с силой сжал… Она поморщилась от боли … и улыбнулась.
Они так и сидели, взявшись за руки и не почувствовав, что их лица — в слезах…
~*~*~*~
И казалось, их души, вот так же рука об руку, взмыли к горнему престолу. Они летели среди белоснежной кипени облаков, легкие и счастливые. И пели им ангелы. Пели серебряно, и эта чудесная мелодия отшелушивала коросту грехов с их душ… Они родились заново. Они вместе победили уныние. Бог просил их. И еще раз — окрылил…
