Вот и дождались)))) правда, пока небечено, так что тапками больно не бить))))
Глава 8. Голоса и отголоскиСгущался мрак
Как тайный знак,
Пробило полночь на часах...
Раздался крик
И лик поник
Луны, взошедшей в небесах.
Исполнен грусти и печали,
Крик, человеческий едва ли...
Над сном земли пронёсся он.
Но нет в нём злости страшной силы...
Не вздрогнут древние могилы.
Растаял крик, как жуткий сон.
То древних духов голоса...
Покрылись мглою небеса.
Клубится тьмы густая ночь.
Не бойся призраков... Но жаль,
На миг в душе твоей печаль,
Что им ничем нельзя помочь.
Яката Рослякова
«Отголоски...»
За восемь лет до описываемых событий.Был май. Невероятный лондонский май, когда солнце день напролет играет в запуски с дождем. Когда прохожие, доверившись солнечной улыбке, спешат перекинуть через руку пиджаки и сложить зонты, но — минуту спустя — вынуждены вновь одеваться и раскрашивать улицы венчиками зонтиков, попав под
shower — мелкий британский дождик. Одним словом, было время, когда устанавливается та самая «английская» погода, которой больше не встретишь ни в одной стране мира. А потому британцы торопились радоваться, пусть и такой непостоянной, но желанной и долгожданной весне. Даже бизнесмены в своих строгих офисах ощущали этот безумный ритм мая, улыбались и заключали удачные сделки. Что уж говорить о простых обывателях и детворе, наполнявших смехом и весельем городские площади и парки. Радовались не только люди. Коты до утра свиданичали на крышах, оглашая окрестности своими брачными серенадами, без умолку щебетали птицы, деревья примеряли шали из ярко-зеленой листвы и пускали понизу стволов пестрые оборки цветов. И даже старинные дома, уже поросшие мхом с северной стороны, стряхивали со ставень зимнюю дремоту, зевали распахнутыми для проветривания дверями, ловили глазами окон солнечные лучи и приосанивались, как денди на Пикадили.
читать дальшеОднако весна добралась не везде. Здесь, на окраине, по-прежнему царила слякотная лондонская зима, и над серыми ссутулившимися домами нависали свинцовые, без проблеска света, тучи. Лужи грозились испортить обувь своим зловонным киселем. И даже здешние кошки, тощие и мутноглазые, тупо совокуплялись, без прелюдий и своих кошачьих арий, подчиненные упрямому инстинкту, который заставлял их из года в год производить на свет хилых, рахитичных, нежизнеспособных котят.
Именно по такой вот серой и безвесенней улице шел сейчас Грегори Ниллон. Поседевший, с «обрезанной» фамилией, весь какой-то вылинявший, — глазами, одеждой, длинными, до плеч, космами, — он зябко кутался в полосатый шарф и плотнее запахивал плащ. Глупо быть старым и мерзнуть весной. Но старость не ведает времен года; ее задача сделать человека слабым, чтобы сестре-Смерти пришлось недолго трудиться. Но Грегори ненавидел уныние. Поэтому маг поспешил переключиться на другие мысли — о клубе «Аженер»18, главой которого он был с недавних пор.
Еще в середине прошлого столетия, с легкой руки Аллана Кардека19 и ему подобных, спиритуализм20 начал торжественное шествие по Европе, особо укрепив свои позиции в Англии, Германии, Франции и Северной Америке. До конца века он тучнел — финансами и литературой — и разрастался, вовлекая в свои сети все новых и новых адептов. Достигнув апогея на изломе века, это учение сошло на «нет» под натиском более насущных явлений: революций, воин, послевоенного переустройства мира. Уложенный в нафталиновый сундук воспоминаний, спиритуализм ждал своего часа, чтобы поднять волну обывательского интереса на излете очередной эпохи. И, несмотря на то, что ХХ век приучил людей возносить материальность над духовностью, желание приобщиться к последней никуда не ушло. Наступило время, когда чудо — во всех его проявлениях — стало едва ли не самым вожделенным товаром. И люди начали предпочитать экстрасенса — врачу. Молодежь — играть в вампиров, называя это «готикой». А старшее поколение — задернуло шторы, зажгло свечи и уселось вокруг столов на спиритических сеансах. Спиритуалы много и усердно рассуждали о Боге, о божественном в себе и каждом… Только вот что это был за Бог, если, дабы почтить его, приходилось встречаться тайком, опасавшись общественного осуждения? Мрачноватый какой-то Бог, если его приверженцы устраивали ночь днем, говорили полушепотом и выглядели очень нездорово;. Но, как и всякая темнота, эта — была весьма притягательной. Но неконтролируемое человеческое стремление к ней заставляло задуматься. Как наталкивало на размышление и такое преуспевание магглов в областях знаний, казалось бы, сугубо магических. Но в то время, пока юные волшебники учились размахивать палочкой или объезжали метлу, не-маги писали тома по алхимии, эзотерике, спиритизму. И достигали в этом больших высот. Разумеется, Грегори, выросший среди виккиниан, знал, что магов на земле куда больше, чем кому-то хотелось бы. Знал, что сила может проснуться в любом возрасте, а не именно до одиннадцати лет. Знал, что магия разлита в мире, подобно чудесной пране. Но молчал, как сотни других колдунов, эгоистично оставляя это священное знание себе. Однако случались ситуации, когда и магу приходилось идти на поклон к магглу, чтобы разобраться в неведомых колдовскому сословию вопросах.
Так было и у Грегори. Обратиться к спиритуализму и связаться с его последователями мужчину вынудили крайние обстоятельства — его беспокойные внуки. До клуба еще далеко, и засунув руки в карманы, пожилой маг предался воспоминаниям.
~*~*~*~
— Деда, деда, — мальчик настырно тряс его за плечо, — Гвен опять полезла на крышу.
— А?.. Что?.. — после тяжелого трудового дня — переехав из Шотландии, он брался за любую работу — так хотелось отоспаться. Но дети редко ему позволяли такую роскошь. Вот как теперь.
— Деда, — канючил Найджел, — Гвендолин… Она на крыше…
С началом полового созревания у Гвен стало появляться все больше странностей. Одной из них, — пожалуй, самой безобидной, — был сомнамбулизм. Проявилось это внезапно: однажды ночью, после скромных отметин двенадцатилетия, Гвендолин выскользнула из своей кровати, распахнула окно и выбралась на карниз. Оттуда-то ее и снял вовремя прибежавший, — по зову интуиции, — Грегори. С той поры каждое полнолуние девочку тянуло на прогулку. Дочь Ночной Царицы, она, с кошачьей ловкостью, забиралась на крышу и обращала лицо свое, даже с закрытыми глазами, к таинственному ночному светилу, чтобы серебристые лучи, коснувшись нежной кожи, влили в нее древнюю как мир магию.
Гвендолин была своеобразным ребенком, она не посещала ни маггловскую — «нечего мне делать среди этих», — ни магическую — «если мне пришлют еще хоть одно письмо, я отправлю им назад такое проклятье, что мало не покажется» — школы. Грегори удалось уговорить дочку не делать этого, он сам написал ответ, в котором просил школьное руководство, а именно директора Альбуса Дамблдора, проявить понимание к тому, что девочка имеет некоторые психологические отклонения, мешающие ей адаптироваться в коллективе сверстников и вообще делающие неприятной в общении. И Дамблдор (Грегори не знал его истории) понял: совы больше не приносили письма из Хогвартса. А те, что уже доставили, написанные изумрудными чернилами четким подчерком Минервы МакГонагалл, маг забрал себе и сложил их в жестяную коробочку, взгромоздив ту на шкаф — подальше от любопытной детворы. И когда тоска и отчаяние заключали душу в свои стальные объятья, доставал эти пергаментные свитки и чуть вздрагивавшими пальцами — заскорузлыми от тяжелой работы — трогал подпись на них. «Вэлган, — он предпочитал ее гаэльское имя, — что ты сделала со мной?». И печаль тут же отступала, и, казалось, — сквозь года и пространство, — его Минни улыбалась ему.
Сегодня снова снилась она.
— Деда, скорее! — окончательно прогнал очарование сна резкий мальчишеский голос.
Он рывком встал, потянулся за кувшином с водой и, накапав прямо на пол, умылся. Дрема слетела окончательно.
— Идем, — сказал он внуку, и оба направились в комнату Гвендолин. Несмотря на то, что доходы у его семьи были нищенскими — свой счет в банке Грегори сам заморозил на «черный день» — в этом доме они снимали несколько комнат. Что неудивительно, если учесть, что в этих трущобах не так-то просто было найти постояльцев. Хозяин дома сдал им целый этаж за символическую плату: набольшее все равно рассчитывать не приходилось.
Окно в ее комнате было распахнуто настежь, и ветер играл тюлевой занавеской. Пространство вокруг заливал призрачный свет полной, царственной, луны. Грегори высунулся в окно — невесомая, будто и сама она — призрак, с посеребренными лунными отблесками волосами, Гвендолин легко шла по карнизу. Старый маг выругался, не смутившись присутствием внука и, прошептав несколько слов на певучем древнем языке, вылетел в ночь. Он давно не творил магию, и сейчас она бурлила в жилах и пьянила ощущением всемогущества.
Найджел следил за дедом, ревниво сощурив глаза.
Грегори заложил петлю вокруг дома, и, возвращаясь, ловко подхватил внучку — она, так и не открыв глаза, нараспев продолжала тихонько декламировать стихи русской поэтессы, творчество которой недавно полюбилось ей (ящик с книгами остался от прежних жильцов, эмигрантов из России):
Оплетавшие — останутся.
Дальше — высь.
В час последнего беспамятства
Не очнись.
У лунатиков и гениев
Нет друзей.
В час последнего призрения
Не прозрей.
Я — глаза твои. Совиное
Око крыш.
Будут звать тебя по имени —
Не расслышь.
Я — душа твоя: Урания21
В боги — дверь.
В час последнего слияния
Не проверь! 22
— Тихо, тихо, тихо, — уговаривал ее Грегори, влетев в окно. Девушка улыбнулась, но не проснулась. Маг бережно положил Гвендолин на кровать и закутал одеялом: он знал — прогулки при луне на сегодня закончены.
Взяв за руку Найджела, на цыпочках и постаравшись не шуметь, вышел из ее спальни.
За дверью внук напустился на него.
— Мы должны ее убить, она одержима дьяволом. Только священный огонь сможет очистить ее заблудшую душу.
Это была «странность» Найджела.
Ее Грегори тоже обнаружил случайно. Однажды, Найджелу тогда было всего пять лет, припозднившись на работе, Ниллон шел к себе мимо комнаты внука. Дверь была открыта, и Грегори заметил, что мальчик мечется во сне и что-то бормочет. Приблизившись, Грегори услышал, как внук повторял: «Жечь, жечь… Ведьма… Чернокнижник…». Решив, что внуку привиделся кошмар, маг положил ему на голову ладони, произнес заклинание, и мальчик, спокойно вздохнув, заснул. Целый год все было спокойно. А потом, за скромным воскресным обедом, Найджел вдруг отклонился на стуле, запрокинул голову — глаза его при этом закатились, а детские черты исказились гримасой вселенской ненависти — и проговорил грубым мужским голосом: «Я, великий Фома Торквемада, реку вам — час близок! Взовьется священный костер, и сгинете вы, приспешники мрака. Но и на том свете не найдете покоя, ибо будете вечно опаляемы геенной огненной. Бойся ведьма, — мутные глаза воззрились на Гвендолин, и она, прижавшись к деду, испуганно посмотрела на брата, — настанет колдовская ночь, и твоя темная душа вознесется к столь любимой тобой луне. И ты, чернокнижник, — теперь вещатель обращался к Грегори, — ты пожелаешь обрести власть, но получишь слабость». Грегори вздрогнул.
После этого случая он замечал за Найджелом и другие неприятные наклонности: мальчик обожал истязать беззащитных — котят, птенцов; быстро стал заводилой в стайке местной малолетней шпаны; не упускал возможности поглумиться над сестрой, к которой, едва ли ни с младенчества, питал преступную страсть.
Вот эти-то девиации внуков и заставили Грегори искать ответы. А на ловца, особенно когда такой — маг, умеющий управлять информационными потоками, как известно, и зверь бежит. «Зверем» в данном случае оказался один из коллег Грегори.
— Знаешь, — сказал он как-то таинственным шепотом, наклонившись к уху Ниллона; они сидели в каптерке и поглощали свой скромный ужин, — я недавно познакомился с одним великим человеком.
Грегори поморщился: он не любил пафос.
— И в чем же его величие?
— Он может общаться с духами, — еще понизив голос и оглянувшись, проговорил коллега. — И они отвечают ему. Он — медиум.
— Познакомишь? — тут же попросил Грэг.
— Да, мне как раз дали задание привлечь в клуб новых людей. Но разве этих, — он кивнул на работников, жадно заправлявшихся нездоровой пищей и отпускавших сальные шуточки, — пригласишь, ты — дело другое. Ты умный.
Маг хмыкнул.
— С чего ты взял?
— Ты всегда один, и всегда молчишь. Ты не из стада…
Ниллон сухо поблагодарил новоиспеченного друга, и они договорились о встрече. Так Грегори попал в «Аженер» и мир спиритуалов. Где ментальному магу его уровня легко удалось завоевать сначала доверие, а потом и авторитет. Вот уже полгода как он заправлял в этом клубе.
________________________________________________
18 Аженер (от греческого, «а» — отрицательная частица, и «geine», «gеinomai» — «родить»; дословно — «нерождённый») — одно из понятий спиритуализма, означающее видоизменения осязаемого видения; состояние некоторых духов, которые могут временно принять облик живого человека. Это то, что называется видимой материализацией.
19 Кардек, Алан (Ривайя Ипполит Леон Денис) (1804 – 1869 гг) — французский физик, врач, писатель, в 1850 году стал основателем направления спиритуализм (употреблялся также термин кардекизм), также известен как пропагандист экстрасенсорного целительства.
20 Спиритуализм (от латинского «spiritualis» — «духовный») — философское воззрение, рассматривающее дух в качестве первоосновы действительности, как особую бестелесную субстанцию, существующую независимо от материи. А также: религиозное течение, зародившееся в XIX в. в результате кризисных явлений в христианской церкви середины столетия.
21 Урания — римская богиня Луны.
22 Автор стихотворения — Марина Цветаева.
-
-
18.03.2009 в 00:39Маг остановился возле ветхого двухэтажного здания, огляделся, чтобы убедиться — улица пуста, и толкнул украшенную черными розами кованую калитку. Та, жалобно скрипнув, впустила его во двор. Уныние и запустение обступили мужчину: сквозь плиты дорожки, что вела к парадному входу, пробивалась блеклая ползучая трава, сеть трещин оплела некогда прекрасные статуи, фонтаны давно высохли и поросли мхом, деревья, когда дарившие прохладу и радовавшие жильцов шепотом листвы, теперь тянули к прохожему мертвые корявые ветки. Грегори поежился и, ускорив шаг, взбежал по осыпающейся лестнице и дернул на себя массивную дверь. Коридоры проводили его гулким эхом. В комнате, где обычно проходили сеансы, уже все собрались. Грегори оглядел коллег — бледные, с горящими либо тусклыми глазами, нездоровые, экзальтированные, они жаждали загробных откровений и счастья земного. Они верили, что давно умершие способны научить их жить здесь и сейчас. Ниллону стало смешно: с ним лично духи откровенничали редко. Хмыкнув, он, тем не менее, подошел к черному массивному столу посреди комнаты и подал им знак располагаться.
Все двинулись к столу и, погромыхав стульями, расселись. Ниллон посмотрел на эту компанию. Слева, чуть склонив голову набок, сидела Луиза Дюпре, тощая дама глубоко бальзаковского возраста, семья которой, как следовало из ее частных и пламенных откровений, перебралась в Англию во время последней французской революции, но здесь, за Ла-Маншем, жизнь не сложилась, аристократический лоск быстро поблек, оставив после себя лишь родовую спесь. За ней пристроился Алекс Томпсон, писатель, не написавший за свою жизнь ни одной книги. Грегори был почти уверен, что Томпсон — наркоман. Отсюда и его ведения. Возле него расположилась парочка, чью фамилию Грегори никак не мог запомнить, поэтому звал их мистер и миссис Смит; те не возражали. Дальше сидели Джеффри Миллит, тот самый, что привел Ниллона в этот клуб и экс-директор, добровольно и весьма охотно сложивший с себя эти полномочия, Вильям Бербок. Был на этом сеансе и неофит — паренек лет восемнадцати, с длинными, грязными волосами неопределенного цвета, затравленным взглядом больших серых глаз, в черной кожаной куртке явно с чужого плеча. Значит, предстоял обряд посвящения. Впрочем, участие в затевающемся действе — часть приобщения к спиритуализму: выдержит — наш.
Грегори посмотрел на мальчишку в упор, этот взгляд мало кто выдерживал.
— Назовись, брат, — обратился маг к юноше. Тот задрожал всем телом.
— Ричард Грей, — пролепетал новообращенный.
— Славная фамилия, — все там же бесцветным тоном произнес Грегори. — Рады видеть тебя среди нас.
— Может, приступим? — заторопила мадам Дюпре. Но холодный взгляд Ниллона заставил ее испуганно замолчать.
Ниллон поднял ладонь вверх, призвав, тем самым, внимательно слушать и сказал то, что от него и хотели услышать:
— Мне было откровение, — о природе своих откровений он никогда не распространялся, — что нынче, каждый получит наставление, которое полностью изменит его жизнь. Поэтому сегодня вопрошайте особенно точно, от точности формулировок зависит ваша судьба. И начнем же…
Он повел рукой, и зал наполнила торжественно-мрачная мелодия. Спиритуалов охватил трепет, как случалось каждый раз, когда их предводитель демонстрировал свою силу. Темноту комнаты разрезал тонкий луч света, идущий ниоткуда. Этот небесный грифель, как называли его участники сеанса, принялся вычерчивать прямо на столе геометрические фигуры. Сначала, круг, края которого тут же загорелись необжигающим синим огнем, потом вписал в него пятилучевую звезду. Внешнюю сторону лучей облепил буквами алфавита. На внутренней разместил числа натурального ряда. И, ярко вспыхнув на прощанье, слился с тьмой. Грегори щелкнул пальцами, и на стол упал деревянный треугольник. Это был указатель, с помощью которого духи отвечали вопрошавшим.
Грегори закатил глаза и заговорил, удивившись собственным словам:
— Взываю к тебе, дух Вечности, прийди и стань на час земной моим рабом. Дух, повелеваю — явись и подчинись моей воле. Дух, слышишь ли ты меня?
И треугольная стрелка, которой касались все члены клуба, дрогнула и своим острым и поползла по периметру звезды, острым концом поочередно указывая на литеры «Y», «E», «S».
— Дух с нами! — радостно воскликнула «миссис Смит». Но уже в следующую секунду радость на лицах сменилась ужасом: в глубине комнаты что-то со звоном разбилось, потом раздался гулкий демонический смех.
Страшно стало даже Грегори.
Треугольник снова пополз по лучам звезды: «У вас мало времени, спрашивайте», — прочли спириты.
— Покажись, — потребовал Грегори, вновь обретший мужество.
«Ты хочешь меня видеть?» — спросил дух, хотя его собратьям вроде бы не полагалось задавать вопросы.
— Мы все хотим! — неожиданно звонко проговорил Ричард. Комнату снова состряс загробный хохот.
Он не знал, кого или что видели другие, но к нему, грузно опираясь на посох, ковылял дед — Найджел МакНиллон Третий. Сущность остановилась всего в двух шагах. Потянуло могильным холодом. Пронзительные черные глаза старика впились в желтые глаза внука. После минутного разглядывания тонкие губы Найджела скривила презрительная ухмылка.
— Докатился, — хрипло проговорил дед. — Какое счастье, что не дожил я до такого посрамления рода. Он покачал головой. Грегори чувствовал себя нашкодившим юнцом. — Но Богиня избрала тебя, и не нам обсуждать ее выбор. Ты, презренный, предавший свою фамилию и поправший славу поколений, только ты можешь вернуть былое могущество нашему роду. Отныне все твои начинания будут благословенны, ибо Богиня ждет того дня, когда вы сольетесь в страсти вечной любви. Она ждет своей жертвы. Проведи тайгерм, и великая сила снизойдет на тебя. И не будет равных тебе во всем мире. Цари земли станут пресмыкаться у ног твоих. Но желает Богиня, чтобы пожрал огонь ту, что обрекла наш род на эти страдания, чтобы и праха ее не осталось в мире земном. Спеши, ибо восемь лет отмеряно тебе, и когда воссияет во славе своей Меркурий, возжешь костер во имя Исаис, и свадьба ваша потрясет мироздание… Но ты должен успеть многих обратить к Черной Луне. Самых юных и смелых жаждет она в слуги свои. Торопись, ибо уже сегодня будет тебе первый знак.
Темная фигура дрогнула и растворилась в небытии. Грегори упал со стула.
Лица склонившихся над ним людей расплывались, голоса звучали будто издалека. Реальность не сразу обрела прежние черты. Маг приподнялся на локтях, тряхнул головой. Предметы и люди стали объемными.
— Учитель, вы в порядке? — самым обеспокоенным выглядел мальчишка Грей.
— Я в норме, — Грегори пресек всякие попытки посочувствовать ему. — Сеанс окончен, все по домам. Медленно, сначала встав на четвереньки, покачнувшись, он все же принял вертикальное положение и неверным шагом направился к двери. Его ученики оцепенели, и никто не бросился догонять.
-
-
18.03.2009 в 00:40Из комнаты, служившей столовой, доносились взволнованные голоса. Грегори прислушался: неприятный — Найджела, певучий — Гвендолин и гнусавый — кого-то еще. Уняв бешено колотившееся сердце, он решительно распахнул дверь.
— Деда, — Гвендолин вскочила навстречу ему, — смотри, кто к нам приехал.
Однако Грегори радости своей внучки не разделил: этого невысокого, лысоватого типа с бегающими глазками он видел впервые.
— Кто вы? — холодно спросил Ниллон, оглядев комнату: стол накрыт к чаю, мордашки детей довольные, что бывало крайне редко.
Незнакомец встал и полонился.
— Меня зовут Исаак Червоненкис. Я поверенный вашей матушки, госпожи Розмари МакНиллон. Она изволила скончаться, и завещала вам свое — немалое надо признать — состояние. А еще — некоторые ценные вещи. Вам нужно подписать бумаги.
— Матушка?.. — это все, что он услышал из тирады душеприказчика.
— А почему вы так удивлены? — даже растерялся адвокат. — Не аист же вас принес…
— Ни аист, — мужчина грузно опустился на стул. — Просто я никогда ее не видел.
Юрист замолчал. Найджел и Гвендолин тоже застыли, словно статуи. У Грегори было несколько секунд на воспоминания.
Отец погиб до того, как Грегори научился задавать вопросы, да и вообще говорить. А дед был немногословен, а когда речь заходила о невестке — и вовсе замолкал. Оставались тетушки. Правда, им говорить о Розмари было запрещено. Но когда это потомственные ведьмы соблюдали запреты. И, выбрав момент, когда мрачный глава клана спускался в свою лабораторию, сажали маленького Грэга на колченогий табурет и таинственным шепотом рассказывали:
— Она была американкой. Магглорожденной. Она была очень красивой, веселой и беспечной. Найджел сразу невзлюбил ее. И когда твой отец все-таки женился на ней, дед лишил его защиты рода, и провел над ним обряд, который превратил его в обычного маггла. Однако Розмари он оказался таким не нужен. Она исчезла одним туманным утром, оставив тебя в колыбельке. Твой отец сошел с ума от горя и свалившихся на него напастей…
— Бедняга Харелт, наш любимый брат, — всхлипывала Кайлин. — Такой долгожданный у родителей. Отцу было нелегко видеть его беспутным, а еще труднее — лишать защиты. Ведь он — единственный сын, продолжатель рода…
— Теперь остался только ты, — ласково утешала Мередит. — Надежда рода, и не слушай, когда дед говорит о дурной материнской крови. Он не со зла. Он любит тебя.
Лишь однажды Найджел МакНиллон Третий позволил себе высказаться о Розмари — на его, Грегори, шестнадцатилетие.
Он с руки махнул пинту эля, и как-то подобрел. И сам коснулся запретной ранее темы:
— Я всегда говорил Харелту, что Розмари не для него. И вовсе не потому, что хотел разрушить его брак. Нет. Просто она была вольной, кошкой, ничьей. Такие женщины не созданы для семьи. Они созданы ослеплять. Греть своей красотой, радовать беспечностью. Связать их узами все равно, что посадить в клетку певчую птицу. А твоя мать была, к тому же, посвященной — Великой Солнечной Кошкой. Такие рождаются раз в сто лет в семьях магглов.
Грегори мало что понял из этого дедовского монолога, но к матери с той поры стал испытывать более теплые чувства.
Он очнулся, сообразив, что от него ждали какого-нибудь решения. Встал, подошел к столу, на котором были разложены бумаги.
— Где подписать? — крючкотвор тут же оказался рядом, с радостью окунувшись в привычную стихию.
А Грегори размышлял. Луна и Солнце соединились сегодня в его судьбе. Редко кому такое сочетание приносило удачу, но с другой стороны, если уж приносила, то полной мерой. Жизнь вновь обретала краски, и пахла опасностью. Он уже отвык и от того и от другого.
Утром май добрался и сюда.
-
-
18.03.2009 в 07:51Наконец-то, милая моя! Я уже утащила бетить, сегодня же все сделаю и сброшу на почту!
-
-
18.03.2009 в 11:00-
-
18.03.2009 в 14:06Отличное продолжение!
-
-
18.03.2009 в 15:08-
-
19.03.2009 в 00:35-
-
19.03.2009 в 12:28-
-
19.03.2009 в 14:04-
-
19.03.2009 в 16:11