воскресенье, 20 марта 2011
Теперь придется кушать
Край неба
Автор: мну))))
Бета: вакансия открыта
Пейринг: Елена/Деймон, Елена/Стефан
Жанр: драма/«поток сознания»/мистика
Рейтинг: R
Дисклеймер: все принадлежит кому-то: герои — создателям, буквы — алфавиту, мои только мысли
Саммари: Жизнь — игра, и люди в ней актеры. Но есть еще сценаристы, которые пишут эти самые правила игрыПредупреждение: наверное, ООС, хотя старалась без него и, конечно же, АУ
От автора: после эпизода 2.15.
Статус: в процессе
Размер: постараюсь уложиться в миди)))
О, ужас! Эти каменные сети
И Зевсу не распутать. Измождённый,
Бреду сквозь лабиринт. Я осуждённый.
На бесконечно-длинном парапете
Застыла пыль. Прямые галереи,
Измеренные долгими шагами,
Секретными свиваются кругами
Вокруг истекших лет. Хочу быстрее
Идти, но только падаю. И снова
Мне чудятся в сгущающемся мраке
То жуткие светящиеся зраки,
То рёв звериный. Или эхо рёва.
Бреду. За поворотом, в отдаленье,
Быть может, затаился наготове
Тот, кто так долго жаждал свежей крови,
Я столь же долго жажду избавленья.
Мы оба ищем встречи. Как и прежде,
Я верю этой меркнущей надежде.
Хорхе Луис Борхес
«В ЛАБИРИНТЕ»
Пролог
Пролог
В детстве я была уверена, что мы живем в огромном телевизоре. И кто-то извне смотрит нас. Как реалити-шоу. Обсуждает каждое наше движение, поступок, слово. Заедает попкорном, запивает пивом, почесывает живот и наблюдает за нашей жизнью в режиме онлайн. Как за подопытными хомячками. Иногда я даже позировала для этой невидимой камеры. Например, когда укладывалась спать — принимала позу, которая казалась мне красивой. А, бывало, начинала говорить о себе и окружающих меня в третьем лице: «сказала Елена», «захныкал Джереми», «улыбнулась мама». Я делала это для того, чтобы на мгновение оказаться по ту сторону экрана и попробовать посмотреть на свою жизнь отстраненно. Не получалось. Но это прикосновение к заэкранности было слишком мимолетным и быстро проходило. Я не успевала уловить его сути. Самое главное всегда ускользало от меня. Однажды я рассказала маме про эту странную игру с вселенной. Мама не удивилась: «А знаешь, у меня тоже бывает такое ощущение».
На десять лет мама подарила мне дневник: «Чтобы ты сама написала сценарий этого шоу».
В тот год в наш класс пришла новенькая. Ее звали Нелли, и она была странной. Всегда ходила в очень длинной юбке и пугливо озиралась по сторонам. Никто не хотел с ней дружить. Однажды нас посадили вместе, на пару уроков. Я украдкой рассматривала ее и удивлялась: почему все считают ее уродкой? Очень даже хорошенькая. После уроков она подошла ко мне и спросила: не могли бы мы теперь ходить домой вместе — нам оказалось по пути. Мы шли и молчали. А потом она неожиданно сказала:
— А ты умеешь читать подсказки?
— Какие?
— Те, что написаны у нас на внутренней стороне века.
— Нет. А зачем нам эти подсказки?
— Чтобы самой распоряжаться своей жизнью. Чтобы жить не так, как написали тебе они.
— Ты тоже веришь в большой телевизор? — я была и рада и ошарашена одновременно.
— Конечно, — просто ответила она. — Все вокруг — декорации. У неба есть край. И звезды совсем холодные. Я их трогала…
Мы разошлись. На следующий день она не пришла в школу. Потом нам сказали, что ее сбила машина. Но я поняла — это они убрали ее, потому она рассказала мне про подсказки…
С тех пор я стала бояться машин — они могут так коварно оборвать жизнь — и училась читать знаки на внутренней стороне век.
Машина забрала моих родителей. В день их смерти я прочла первое сообщение. Оно вовсе не было подсказкой. Просто слово — «началось».
Знаки были разные, они то появлялись десятками, то исчезали на долгое время. Не всегда я могла понять их. Не всегда замечала. Не всегда…
Но в тот день…
Тот день я много лет старалась забыть. Но сегодня поняла — я должна все записать. Ведь я уже пять лет изменяю своему дневнику… Просто не могла писать о себе ни слова. Только чужие жизни и вымышленные миры. Но моя история — мой сценарий. И записанный — его легче анализировать… Это и есть та ускользающая возможность стать соглядатаем своей жизни…
Я должна записать это. Особенно теперь, когда мои руки больше не дрожат, а мысли не застит паника; теперь, когда в моей жизни есть три «Л»: любимый муж, любимый ребенок и любимая работа; теперь, когда я подписала первый контракт с издательством, я могу досконально вспомнить его — тот день, когда знаки кричали мне…Глава 1. Язык знаков
Глава 1. Язык знаков
Опять игра, опять кино,
Снова выход на бис…
Плетет судьбу веретено
За чертою кулис.
Когда-нибудь замедлить бег
И уже не спеша
Увидеть как берет разбег
Душа.
Группа «Алиса»
«Веретено»
Я просыпаюсь с жуткой головной болью. Сказывается бессонная ночь. Вчера я взяла с моих рыцарей обещание обо всем рассказывать мне и ушла домой. Но уснуть так и не смогла.
Убийство — всегда убийство, даже если ты убиваешь нежить, угрожавшую твоим близким. Кто-то умный сказал, что женщина должна давать жизнь, а не отнимать ее. И теперь я поняла почему.
Накануне я остервенело терла себя мочалкой… Но это было только тело. А хотелось вывернуть себя наизнанку, достать душу и сунуть ее под бьющие наотмашь струи… Я еще никогда не испытывала такого омерзения к себе…
Больная голова — еще цветочки. Меня трясет и, кажется, что внутри я покрыта миллиметровым слоем изморози. Ведь я вчера не только убила, я чуть не умерла. Убивать — грязно, умирать — страшно. Смерть дохнула мне в лицо, и я никогда не забуду ее леденящее дыхание. Теперь мне придется очень постараться, чтобы убедить — и, прежде всего, саму себя — в том, что мне не страшно умереть за любимых. Потому что мне страшно. Очень.
Одеваюсь на автомате, завтракаю, не чувствуя вкуса еды. Приходится даже извиниться перед Дженной. В дверях, также сомнамбулой, утыкаюсь в его грудь.
Он нежно обнимает за плечи, заглядывает в глаза и взволновано спрашивает:
— Все хорошо?
— Не совсем, — а сама вымучиваю улыбку. — Голова болит, и на душе паршиво.
— Может, останешься сегодня дома?
Мотаю головой:
— И так много пропустила. Просто будь рядом.
Он чмокает меня в лоб, обнимает покрепче и мне становится легче. Сейчас я хочу быть эгоисткой — слабой, зависимой, капризной. Сейчас мне нужна его сила. И он не отказывает, наоборот, щедро, как в теплый плед, заворачивает в любовь.
Ах, Стефан! Родной, заботливый, надежный…
Знаки кричали мне, а я не слышала их…
Приветы одноклассникам и просто знакомым; ладонь, сжимающая мою; безудержная и беспричинная жизнерадостность молодости — все это ненадолго отвлекает от тревожных предчувствий, когтистой лапой сжимающих душу. Но паника охватывает с новой силой, когда на пороге школы замечаю куратора нашего класса. Она будто специально поджидает меня. Лицо у нее более чем недовольное.
— Мисс Гилберт, зайдите к директору.
Предчувствие бьет прямо в сердце, и то пускается вскачь. Стефан сжимает мой локоть:
— Пойти с тобой?
— Не надо, подожди у двери.
Прости, любимый, но это — моя война.
Куратор пропускает меня вперед и провожает возмущенным взглядом. В ответ смотрю на нее с вызовом, как мне кажется. А что вы хотели, миссис Крэблл — a la guerre comme a la guerre… Видите, я еще кое-что помню из ваших уроков французского.
Меня передают из рук в руки, как военный трофей, и миссис Крэблл с достоинством, как ей кажется, удаляется. У окна, чуть поодаль от директрисы, стоит спиной ко мне высокий мужчина. Руки сцеплены в замок, пальцы тонкие и слегка подрагивают. Даже этот вид сзади заставляет меня напрячься: интуиция сходит с ума. Я не сразу понимаю то, что мне говорит директор…
— … просто возмутительно.
— Простите, мэм, о чем вы?
— Нет, ну это вообще — ни в какие ворота! Она еще и не слушает! Я уже пять минут твержу о том, что ваше поведение — позор для нашей школы! Ваши оценки оставляют желать лучшего. А количество пропусков такое, что впору ставить вопрос о вашем отчислении!
Судорожно хватаю ртом воздух, когда, наконец, доходит.
— Сколько можно прятаться за тень умерших родителей! — бьет наверняка, я аж задыхаюсь. — Как вы думаете, ваша мать обрадовалась бы, если бы вас вышвырнули из школы?
— Нет, мэм, умоляю. Не делайте этого! Я все исправлю.
Чертов Клаус, из-за него я совсем забросила учебу.
— Неделя. Я даю вам неделю. Потом мы устроим вам индивидуальный экзамен. По результатам — будем решать вашу судьбу. Такой милостивый исход предложил наш инспектор, мистер Клаус Стоун.
— Кто?
И тут он оборачивается. Чувствую, как по затылку стекает холодная капля. Красив до жути. От его обворожительной улыбки бросает в дрожь. Он — точно из моих кошмаров. Поэтому узнаю безошибочно и пячусь к двери. Он вальяжно, как сытый тигр, подходит ко мне. Вплотную. Ухмыляется, чуя мой страх. И только теперь я понимаю — все это фарс! Директорша под внушением, вот почему она, обычно предельно тактичная, сказала все эти ужасные вещи! Он приподнимает мое лицо за подборок. Его голос почти ласков…
Он говорит:
— Ты никому не скажешь, что видела меня.
Я повторяю:
— … никому не скажу…
Он говорит:
— Сегодня ты изменишь Стефану.
Я повторяю:
— … изменю Стефану…
Внушение полное и абсолютное. И плевать ему на вербену! Он легонько подталкивает меня:
— А теперь иди.
Мне вдогонку летит голос директора:
— Запомните — всего неделя, мисс Гилберт!
За порогом у меня подкашиваются ноги, и Стефану приходится подхватить меня.
— Что она сделала с тобой?
— Меня хотят отчислить…
— Хочешь, я…
— Не хочу… Мне так стыдно, что хоть проваливайся сквозь землю. Допрыгалась! А когда-то была едва ли не лучший ученицей!
Его глаза становятся больными и виноватыми. Он шепчет на грани слышимости:
— Прости…
А я прочитываю первый за весь день знак: перед глазами горит буква «К».
— «К», — говорю я.
— Что это значит?
— Сейчас я увидела перед глазами букву «К», и меня окатило дурное предчувствие.
— Кэтрин! Наверное, она опять что-то задумала. Ты иди на уроки, а я пойду кое-что проверю…
Он исчезает прежде, чем я успеваю его остановить. А сбивающееся с ритма сердце подсказывает мне, что его догадка не верна.
@настроение:
страшно-то как
@темы:
Дневники вампира,
делена, "началось"
-
-
21.03.2011 в 19:18А почему так мало?Я даже слов подобрать не могу, начало очень нравится.-
-
21.03.2011 в 19:27