Фанфик в подарок))))

[crazy belka28]

Талиночка, солнышко!!!


Сегодня тебе скажут много теплых слов, запостят много картинок и вообще, сегодня твой день. Вот и мы с Волчицей решили не стоять в стороне. Подарок делали своими руками, так что не обессудь! Блуждали тут по сети слухи, что ждет, дескать, Талина красивый снейджер-макси. О нашем творении сказать можем только одно — местами это напоминает снейджер (а чего еще ждать от крезанутой белки и тунгусской волчицы ), макси — не успели: реал забирает слишком много времени, а получился ли он красивым — судить тебе, дорогая. От себя обещаем одно — проду постараемся не затягивать))))

Ну а это тебе от меня — бонус к фику)))




Итак....

ВСЕ ЖЕНЩИНЫ — КОШКИ

АВТОР – Яся Белая & Тунгусская Волчица
ПЕЙРИНГ– СС/ГГ, ММ/НМП
РЕЙТИНГ – R
ЖАНР – romance/ аdventure
ДИСКЛАЙМЕР – Роулинг была бы в шоке!
САММАРИ – «…Первого мая, когда ведьмы отмечают свой кошачий праздник, отпущенный мне срок истекает. <…> Путь пролагает женщина. Лишь женщина победит нашу госпожу Исаис и тех, кто особенно дорог богине чёрной любви». Густав Майринк, «Ангел западного окна».
КОММЕНТАРИИ – Дорогой Талиночке в качестве подарка на ее день рождения.

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ – "злостное АУ", "жуткий ОСС", "ни разу нИканон" и прочие страшные слова специально вынесены в шапку фика, чтобы настроить читателей на мистический лад


И вспенится светил безжизненный горошек,
И будут облаков черты искажены,
И я прорвусь к тебе, Богиня черных кошек,
Пред призрачный престол, сквозь трещину Луны.

И вмиг, к твоим ногам, блаженно их касаясь,
Прильну, смыкая круг, где мы с тобой вдвоем,
И в самый страшный час, Владычица Исаис,
Сумею из огня забрать тебя живьем.

И вспять не поверну, заклятья не нарушу,
Пусть режет мне глаза стеклянная пыльца,
Пусть знаю – не уйти, не вырваться наружу,
С загривка не сорвать железного кольца.

И в пьяном блеске глаз, в сиянье полусытом
Померкнет серп Луны, чуть влажный на краях,
Когда оближешь ты с безумным аппетитом
Мою густую кровь на лунных остриях.

И вспенится рассвет, но раньше, вслед за ночью,
Лягушачьим зевком поглотит пустота
Слюду твоей слюны, кровавой шерсти клочья
И долгий дикий плачь погибшего кота.
Игорь ГУСАРОВ
«ТАЙГЕРМ» *

____________________________________
* Тайгерм (taighairm) - обряд, требующего медленного поджаривания 50 кошек, относится к мистерии посвящения в культ шотландской богини Луны ИсаисЧерной, проводится, как правило, в Вальпургиеву ночь, то есть в ночь на 1 мая. Тот, кто провел тайгерм, получает огромную магическую силу.



Ну и как водится, сам фик — в комментах)))

@музыка: хеппи бёздей ту ю)))

@настроение: самое радостное))))

@темы: поздавляю

Comments

[crazy belka28]

Пролог.

Воскресение, 27 апреля, 200* год


Первыми его распознали кошки. Прежде вольные и бесстрашные, сейчас они пугливо жались к дверям и заборам, ныряли в подворотни, а если бежать было некуда — шипели и вздыбливали загривки. И он с удовлетворением смотрел на этот ужас в кошачьих глазах. Но ему нужна была всего одна кошка — старая, серая, линялая, да и не кошка вовсе…

Впрочем, никто из людей и не мог испугаться этого человека — улицы были пустынны. Весь день хмурилось небо, лил холодный дождь и выл ветер. Это умирал и оплакивал себя же апрель. Должно быть, кто-то подметил эту дождливость и окрестил серединный месяц серебряным. Смеркалось, то и дело проглядывала из-за клубившихся туч бледная улыбка ущербной луны, где-то за горизонтом резвился гром. Непогода грозила к ночи обернуться бурей и заставляла поторапливаться. Однако идти быстро не получалось: ноги расползались на размокшей почве, ветер заставлял сгибаться едва не до самой земли. Но человек в длинном сером кожаном плаще, стиснув зубы, упрямо шел вперед. Он больше не обращал внимания на шарахавшихся от него кошек.

Главным для него сейчас было добраться до какого-нибудь жилья до темноты. Трактир «Дырявый котел» будто услышал его мольбы и вынырнул перед ним из сгущавшихся сумерек. Он огляделся, чтобы еще раз убедиться, что за ним никто не следит, и открыл дверь заведения.

В зале было почти безлюдно, лишь несколько нахохлившихся посетителей за дальними столиками да унылый хозяин, который усиленно тер стойку и что-то мурлыкал себе под нос. Скрип двери заставил его переключиться на вошедшего. Последний доверия не внушал. Высокий, крепкий, в замасленной одежде, с прилипшими к грубому мясистому лицу длинными седыми волосами, он скорее напоминал флибустьера, чем порядочного волшебника. Такой убьет — недорого возьмет. А когда хозяин пересекся с незнакомцем взглядом, и вовсе захотелось раствориться, лишь бы никогда больше не видеть этих круглых, желтых, как у филина, глаз. Однако он собрал волю в кулак — клиенты прежде всего — и, вымученно улыбнувшись, произнес:

— Что угодно любезному господину?

— Ужин и комнату, — хрипло прорычал тот.

— На какое имя будем регистрировать? — голос трактирщика сочился елеем услужливости.

— Грегори МакНиллон, — прохрипел гость, всем своим видом продемонстрировав, как ему претят подобные формальности.

И никто не заметил, как при звуке этого имени вздрогнула женщина за столиком у окна. Сейчас она была рада тому, что глубокий капюшон мантии полностью скрывал ее лицо: если она узнала его, значит, и он без труда вспомнит ее. А потом кошачье в ней распознало его нынешнюю суть, и интуиция забила тревогу. Но бежать было поздно, да и некуда: началась буря. Оставалось одно — ерошить шерсть на затылке и выпускать когти. На всякий случай она покрепче сжала волшебную палочку.

[crazy belka28]

Глава 1. Чужие тайны.

От тайны до окон – рукою подать.
И в небе высоком моя благодать.
Я верю в признанье души и ума,
Но тайна познанья меж нами легла.
А тайна, как птица, свистела в ночи,
Что мне не приснится любовь – хоть кричи.
Я снова пытаю встревоженный ум,
Чтоб выпустил стаю, как тайну мою.
Чтоб верила дева признаньям ума,
Гуляя налево ночами сама.
Чтоб птица вещала, мелькая в окне,
Что тайна случайно нагрянет ко мне.

Анатолий Садчиков
«Тайна»

Воскресение, 20 апреля, 200* года

Изящная рыжевато-коричневая кошечка шла по карнизу двухэтажного коттеджа. Она очень любила в такой вот денек забраться на крышу и понежиться на солнышке, но нечасто могла побаловать себя. Во-первых, в этом году дождило весь март и большую часть апреля, и сегодня выдался первый солнечный день почти за два месяца. Во-вторых… она была совсем не кошкой, а ведьмой-анимагом. Вернее, полианимагом, то есть, превращалась практически в любое животное. Но волшебница предпочитала кошачье обличье, так как именно в нем чувствовала себя свободно и комфортно, как будто это и впрямь было ее Альтер-эго. И поэтому в те дни, когда не надо было торопиться на работу и получалось ускользнуть от сопровождающих, она разрешала себе эту маленькую слабость. И сегодня был именно такой день — выходной, теплый и одинокий.

Этот уютный особняк на окраине Хогсмида колдунья приметила во время своих прогулок по магической деревне. И еще тогда острым кошачьим глазом оценила крышу и прикинула, что на ней будет удобно отдыхать. В доме жила милая чета пожилых волшебников. Женщина увлекалась травологией, поэтому и палисадник и небольшой огородик усадила диковинными растениями, подобрав их так, что коттедж круглый год утопал в благоухании и буйстве красок. Пристрастия мужчины было трудно определить, ибо обычно он коротал дни у окна с газетой в руках, завернувшись в клетчатый плед.
Наконец, кошка добралась до крыши веранды, растянулась и собралась задремать. Однако звук, донесшийся из дома, помешал ей расслабиться: кто-то всхлипывал.

Оправдав свое любопытство тем, что человек, возможно, нуждается в помощи, она спрыгнула на балкон, оттуда — добралась до подоконника, и, поблагодарив хозяев за открытую форточку, юркнула внутрь. Спрятаться в комнате, заставленной старомодной мебелью, маленькому проворному зверьку труда не составило.

Высунув мордочку из-за шкафа, она заметила, что хозяйка дома разговаривает — видимо, со своей подругой — по каминной сети.

— … он схватил ее прямо у меня на глазах, — сквозь всхлипы говорила невысокая миловидная женщина лет шестидесяти. Она была одета в серый трикотажный блузон и черные классические брюки. Ноги утопали в мягких тапках, а на узловатых пальцах поблескивали кольца. Седые волосы, еще хранившие следы окрашивания (причем непонятно — магического или маггловского), были собраны в тугой узел на затылке.

Кошка попыталась рассмотреть ее собеседницу, но всполохи зеленого огня мешали даже зорким кошачьим глазам. Единственное, что удалось разглядеть — лохматая шевелюра и неимоверно большие очки.

— Почему ты не остановила проходимца!? — визгливо поинтересовалась голова в камине.

— Я же тебе говорю, что была на огороде, когда услышала крик моей Шелли. А пока подбежала к калитке, моя девочка уже билась в руках этого мальчишки, — к концу фразы женщина совсем расплакалась, и маленькому соглядатаю пришлось напрячь слух. Однако рассказчица сумела собраться с силами и продолжила: — Самое странное, он никуда не спешил уходить. Наоборот, дерзко и презрительно глянул на меня и сказал: «Спасибо, бабуля, твоя киса нам очень пригодится». А я ему: «Зачем это?». А он: «Скоро первое мая, вот мы ее и изжарим во славу Исаис», рассмеялся противно так и аппарировал.

— Постой, — произнесла собеседница из камина, — ты же говорила, он еще совсем юнец, значит, у него нет рецензии на аппарацию.

— Ой, — хозяйка дома приложила ладонь к губам, — и точно ведь. Стало быть, этот подлец еще и закон нарушает!

— Не бойся, скоро его найдут авроры и вернут тебе твою кошечку…

— Надеюсь, — вздохнула пожилая женщина.

Дальше кошка подслушивать не стала — и так слишком много информации для кошачьих мозгов. Она незаметно выскочила на улицу, добралась до безлюдного переулка и перекинулась в человека.

Девушка оправила мантию, пригладила непослушные каштановые волосы — негоже преподавателю, пусть даже и маггловедения, быть растрепанной — и быстро, как только могла, направилась в Хогвартс. Нужно поскорее добраться до библиотеки и постараться сложить кусочки этой мозаики.

~ *~*~*~

Строчки расплывались, резало глаза, а стопка книг на столе уже напоминала Вавилонскую башню, но Гермиона Грейнджер, профессор маггловедения школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, и не думала останавливаться. Завтра, правда, придется вести уроки с синяками под глазами, но это не беда. Главное, понять, что происходит. А вот это сделать как раз таки и не удавалось. Но судьба, видимо, наигравшись и притомившись, решила помочь молодой ведьме.
Гермиона, проигнорировав недовольный взгляд библиотекарши, снова вернулась к исследованию заставленных книгами стеллажей. И только сейчас заметила этот томик. Он лежал немного в глубине, покоившись на «головах» других книг, — маленький, невзрачный. Тонкая ладонь девушки легко проскользнула в пространство между фолиантами, которые почти что упирались в основание следующей полки, и вытащила на свет небольшую книжицу. Картон обложки расслоился, а нижний угол загнулся, потянув за собой все страницы. Это была обычная маггловская книга. Но что она делает здесь, в библиотеке школы магии? Гермиона хотела было расспросить об этом библиотекаря. Но та опередила ее.

— Мисс Грейнджер, вы уже закончили? Мы закрываемся.

— Да, конечно, — заторопилась Гермиона, заклинанием вернув книги на прежние места. — Я хотела бы взять вот эту…

— Что это такое? — библиотекарь наскоро пролистала том. — Похоже, кто-то забыл. Забирайте, мне здесь лишнего не нужно.

Молодая ведьма не заставила просить себя дважды. Поспешно спрятав компактную книжку в карман мантии, она покинула библиотеку. Изучать находку она начала лишь в своей комнате, удобно устроившись в просторном кресле. Открыла и … замерла: это был сборник стихов шотландских поэтов разных эпох. Так гласил титульный лист. А внизу, под названием, стояла — размашисто и слегка наискосок — дарственная надпись: «Дорогой Минни, самой красивой викке¹ столетия». Дальше следовало мелко и убористо — должно быть, чтобы поместилось, — стихотворение:

Молодая, шальная, красивая,
С поволокою томной глаза,
То ль цыганка из табора,
А то ли мадонна: не смогу я понять никогда.

Я хожу по пятам за тобою,
Я ловлю твой опущенный взгляд:
Околдован я, очарован я,
Ты плутовка, чертовка моя.

Твои волосы пахнут морем,
Они так нежны и легки...
Их потрясающую пышность,
Мне хочется навеки сохранить.

И хотя иногда я ласкаю
И целую губы твои,
Все равно, не моя, не моя ты,
И забудешь ты завтра меня.

То ты гонишь меня, то манишь,
Оттолкнешь и опять позовешь.
Ты играешь со мною, играешь.
Я ж люблю больше жизни тебя.²

Навсегда твой, Грегори.

Этим стихам, конечно, было далеко до совершенства. Но должно быть та, которой они посвящались, видела в творении своего возлюбленного не только нелепые рифмы и корявый слог, а нечто большее, так как в некоторых местах чернила растеклись. Та девушка, наверняка, не раз плакала, читая эти строки. Тогда почему и как книга оказалась в библиотеке, ведь, судя по всему, она представляла ценность для прежней владелицы? Кто эти Минни и Грегори? Какое отношение ко всему этому имеют викки? Вопросов только прибавилось. От волнения и размышлений очень хотелось есть. И, словно прочитав на расстоянии ее мысли, пред ясны очи молодой исследовательницы предстал домовой эльф.

— Твинки принес госпоже поесть. Госпожа не пришла на завтрак и обед. Твинки переживал, — пропищал маленький слуга.

— Спасибо, Твинки, — эльф засмущался: только добрая госпожа Гермиона благодарила его собратьев за их труд. — Ты прав, ничто так не способствует решению логических задач, как вкусный ужин. — Домовик кивнул и подвинул к ней поднос с едой.

И девушка принялась уписывать за обе щеки: только сейчас она поняла, как проголодалась. А ужин и впрямь был восхитителен. Твинки с умилением наблюдал за тем, как «добрая госпожа» ест. Такой превосходный аппетит — лучшая награда заботливому домовому эльфу. Как только поднос опустел, Твинки ловко подхватил его и, пожелав Гермионе всяческих благ вкупе со сладкими снами, исчез с негромким хлопком.

Но она еще долго не собиралась ложиться. Тем более что пазлы начали складываться в картинку.

— Итак, мы имеем, — размышляла Гермиона, расхаживая по комнате, — Шотландию, стихи, викку и — в итоге — библиотеку Хогвартса. Ах, почти забыла — девушку зовут Минни… То есть, Минерва, — такая отгадка озадачила Гермиону: не взялась как-то вся эта романтика со строгим образом директора Хогвартса.

Однако окончательно расставить точки над «i» поможет только разговор тет-а-тет. Девушка бросила в камин щепоть кружаного порошка.

[crazy belka28]

~ *~*~*~

По случаю воскресенья Минерва МакГонагалл была в мягком клетчатом халате, пушистых тапочках и с довольно-таки небрежной прической. Она сидела в кресле у окна. На губах директрисы играла задумчивая улыбка. Голос молодой коллеги заставил ее вздрогнуть. Женщина перевела взгляд на гостью: Гермиона выглядела растерянной.

— Простите, что беспокою, но тут такое дело… — она говорила сбивчиво и взволновано. Минерва улыбнулась и подбодрила ее:

— Ну, раз дело, значит, его нужно обсудить лично, не так ли? — профессор маггловедения кивнула. — Стало быть, проходите…

И через мгновение Гермиона уже отряхивала пепел с мантии.

— Чай, кофе? — поинтересовалась Минерва, усадив гостью в кресло.

— Нет, спасибо… Я ненадолго, и к тому же только от стола.

— Как скажете, — пожала плечами директор. — Что у вас там?

— Я даже не знаю, с чего начать, — растерялась Гермиона.

— Начните с того, что вас удивило, насторожило, что подвигло прийти сюда, — подсказала Минерва.

И Гермиона поведала обо всем, что сегодня с ней случилось: Минерва знала о ее способностях к трансформации, можно было не таиться.

— Потом я нашла вот эту книгу, — закончила свое повествование профессор маггловедения, — и решила, что она ваша. — Минерва взяла томик, полистала его. Лицо пожилой женщины сделалось странным. Мечтательным, как отметила удивленная Гермиона.

— А я считала ее потерянной, просто удивительно, что вы ее нашли, — заговорила Минерва отстранено, каким-то нездешним тоном. — А все то, что вы рассказали мне, очень беспокоит. Но до поры я хотела бы сохранить за собой право разобраться в этой истории. Вы не возражаете?

— Нет, конечно, — грустно произнесла Гермиона. Она рассчитывала получить информацию о викках и их обрядах. Но, сообразив, что более обстоятельный разговор откладывается на неопределенный срок, поспешила распрощаться: — Я, пожалуй, пойду… Мне еще сочинения проверять…

МакГонагалл уже перестала витать в облаках и сейчас улыбнулась такому рвению молодой учительницы.

— Уж не знаю, что вы им там рассказываете, — не зло проворчала Минерва, — но на ваше маггловедение студенты прямо бегом бегут, а на другие предметы — плетутся, как на каторгу.

Гермиона рассмеялась и, подмигнув, ответила:

— Профессиональная тайна.

— Ну, конечно же…

И едва только девушка исчезла в изумрудном всполохе, как Минерва опустилась в кресло и открыла форзац. Она не прочла стихи — в призрачном свете вечерних сумерек это было невозможно — она тронула эти строчки рукой и реальность пошатнулась… И вот уже не было кабинета, заставленного книгами, а было море, которое с ревом бросалось на острые зубы скал, была девушка в легком голубом платье, которая, смеясь и перепрыгивая с камня на камень, дразнила стихию и высокого ладного юношу. Парню удалось ее поймать, он привлек ее к себе и прошептал, щекоча ушко: «А ты знаешь, что твои волосы пахнут морем»…

Минерва не стала смахивать слезы. Она уже столько лет не плакала и считала, что ее сердце уже разучилось болеть. Оказалось, нет. Она заложила страницу рукой и, устремив взгляд за окно, тихонечко запела, голос звучал хрипло и немелодично:

I love you as I never loved before
Sincefirst I met you on the village green
Come to me or my dream of love is O'er
I love you as I loved you,
When you were sweet
When you were sweet sixteen

(Люблю тебя, как прежде никогда,
С тех пор, как встретил в зелени полей.
Приди же или смерть моим мечтам,
Люблю, как я любил тебя
Тогда, мой свет,
Когда тебе шестнадцать было лет)³.

~ *~*~*~

И все же, несмотря на легкую досаду неудовлетворенного любопытства, Гермиона была довольна тем, что рассталась с чужой тайной. Быть хранителем чьих-то секретов — утомительно и небезопасно. Вернувшись к себе, она окинула взглядом комнату: непроверенные эссе будто взывали к ее совести. И Гермиона, выбросив из головы все посторонние мысли, уселась за сочинения. Стопка работ, на которых ее красные чернила оставили пометки, все увеличивалась. Отложив в сторону очередной пергамент, Гермиона довольно улыбнулась — ее методика преподавания явно оправдывала себя. И это было очень кстати: она изо всех сил старалась самоутвердиться в качестве «профессора Грейнджер». Ведь некоторые коллеги до сих пор произносили эти два слова, презрительно хмыкая.

Раньше маггловедение не считалось таким уж важным предметом, да и особой любовью у студентов, особенно чистокровок, не пользовалось. Но благодаря ее методике преподавания дисциплина сделалась едва ли не самой любимой у студентов Хогвартса. Трудно было сказать, что лежало в основе этой ребячьей любви. То ли молодая учительница, которая на себе испытала, что такое — скучные лекции, и теперь отдавала всю себя работе. То ли то, что она, магглорожденная, не могла не любить магглов, она искренне восхищалась их достижениями и преклонялась перед их традициями. И этот свой восторг Гермиона передавала ученикам. Но она хотела не только вложить в головы юных волшебников знания о маггловском мире, но и чтобы после ее занятий дети относились к магглам как к равным. А еще молодая учительница считала важным показать ученикам, как воспринимают не-маги то, что для нее и ее учеников является обыденной жизнью — волшебство.

В этот раз, чтобы проверить усвоенные знания, она днем ранее дала задание всем студентам, посещавшим ее курс, написать сочинение на тему «Как распознать мага». Изюминкой этих эссе было то, что ребятам предстояло примерить на себя маску маггла и написать, каким видит волшебника или волшебницу, например, фермер, или обыватель, или маленький маггловский ребенок. Сейчас перед Гермионой лежали результаты их трудов, и она искренне радовалась успехам учеников. Юные маги подошли к заданию старательно и творчески — им явно понравилось «притворяться». Все сочинения поражали тонким пониманием психологии магглов, их мировоззрения, суеверий, примет и мифов. Мисс Грейнджер без лишней скромности признавала свою заслугу в этом, но и способности учеников, их желание получать знания, доброжелательное отношение к магглам — удивляли. Нынешнее поколение магов росло, как признавали все преподаватели Хогвартса, более добрым и отзывчивым. Стирались различия между факультетами — даже гордые слизеринцы не были уже так помешаны на чистоте крови и с удовольствием слушали лекции о жизни магглов… в большинстве своем. Ну а меньшинство — именно оно и было «головной болью» молодой учительницы, и она иногда не знала, что и поделать с упрямыми гордецами.

Гермиона взяла в руки очередное сочинение и тут же огорченно вздохнула — она узнала этот нервный неразборчивый почерк. Найджел Ниллон — с ним всегда были проблемы. Он ни во что не ставил своих учителей — но показать это открыто решался только на уроках профессора Грейнджер. Это был резкий на язык, нелюдимый, грубоватый подросток, отличавшийся при этом потрясающим умом и отвратительными манерами. К тому же он был чистокровнейшим волшебником, что и обеспечило ему обучение на факультете Слизерин, даже несмотря на то, что магические способности Найджела были очень и очень скромными. Вспоминая Невилла Лонгботтома, Гермиона с ужасом признавала, что по сравнению с Найджелом многие заклинания удавались ему почти блестяще. Но если бывший одноклассник принимал свою проблему со смирением, то молодой слизеринец просто приходил в бешенство от каждой своей неудачи и еще больше обозлялся на весь мир и на свою молодую учительницу (о способностях Гермионы знали все, а ведь она была «грязнокровкой»).

Найджелу неплохо давалось зельеварение, да и в нумерологии и рунах он достиг больших высот. Но это, к сожалению, не казалось ему достойным внимания… Он хотел быть сильным магом и больше никем…

И вот сейчас профессор Грейнджер читала его сочинение. Она сразу поняла, что юный волшебник подошел к нему уж слишком творчески. Девушка вглядывалась в неровные строчки, и ее захлестывала волна возмущения, которое с каждой фразой все сильнее перерастало в гнев. Нет, этого уж она так просто не оставит! И в то же время она не могла оторваться, так как было в этих словах что-то завораживающее… Помотав головой, чтобы сбросить наваждение, Гермиона вскочила и, прихватив с собой пергамент, решительным шагом направилась туда, куда ее могла привести только жесточайшая необходимость — в подземелья, к декану Слизерина Северусу Снейпу.
Догорев, день подкинул еще одну задачку.

_________________________________________________________________

¹Викка — система веры и образ жизни, основанный на реконструкции дохристианских традиций, возникших в Ирландии, Шотландии и Уэльсе. По некоторым источникам, виккинианство восходит к учению друидов. Волшебные традиции викканской религии происходят от культа Великой Богини (она изображалась в виде беременной женщины, и олицетворяла собой рождающую силу земли, любовь, гармонию с природой), то есть относятся скорее к неолитической культуре Старой Европы, чем к некоему индоевропейскому влиянию на религию кельтов. Великая Богиня всегда изображалась рядом с Рогатым Богом, своим супругом, который в кельтской мифологии являлся Богом Солнца. Можно сказать, что викканская религия по своей сути противостоит культу смерти и одиночества Исаис Черной.

²Автор стихотворения — Жанна БАРИНОВА

³Перевод – Тунгусская Волчица

[crazy belka28]

Глава 2. Слуги Черной Луны

Я когда-то был молод – так же, как ты.
Я ходил Путем Солнца – так же, как ты.
Я был Светом и Сутью – так же, как ты.
И был Частью Потока – так же, как ты!
Но с тех пор, как Она подарила мне взор,
Леденящие вихри вошли в мои сны,
И все чаще мне снились обрыв и костер,
И мой танец в сиянии Черной Луны.
Я готов был собакой стеречь ее кров,
Ради счастья застыть под хозяйской рукой,
Ради права коснуться губами следов
Мне оставленных узкою, легкой стопой.
Сергей Калугин
«Восхождение Черной Луны»

За шестьдесят лет до описываемых событий

— Твои волосы пахнут морем, — Грегори притянул девушку к себе и, прижав к груди, спрятал лицо в шелковистом водопаде локонов. Он не видел ее лица, но знал, что Минерва сейчас улыбается. Он чувствовал ее улыбку.

— Какой же ты маленький и глупый, — пробурчала она куда-то в пиджак.

— Эй-эй, потише, — он мягко отстранил ее и заглянул в глаза, где плясали сейчас лукавые чертики, — я, между прочим, большой, сильный и умный…

— Ну, конечно, — согласилась девушка, улыбнувшись.

— Сейчас я тебе покажу, как надо мной смеяться, ведьма! — с этими словами он подхватил хрупкую Минни и легко закружил ее по воздуху. Она кричала, смеялась, пыталась вырваться, но все было бесполезно: Грегори куда сильнее ее. Наконец, оба утомились, юноша бережно опустил девушку на землю и помог ей усесться на большой гладкий валун.

— Отвернись, у меня для тебя кое-что есть, — Минерве очень не понравился этот таинственный тон, но она все-таки послушалась. По шороху она пыталась догадаться, что за сюрприз он ей подготовил. Угадала и улыбнулась. — Вот, — Грегори выглядел необыкновенно важным, ибо первый раз в своей жизни дарил девушке книгу. Так подумала Минерва. Но когда взяла из его рук этот томик и открыла, поняла, как ошиблась: на титульном листе были стихи, его стихи.

Я хожу по пятам за тобою,
Я ловлю твой опущенный взгляд:
Околдован я, очарован я,
Ты плутовка, чертовка моя.
Твои волосы пахнут морем,
Они так нежны и легки...
Их потрясающую пышность,
Мне хочется навеки сохранить, — прочла она и подняла на юношу сияющий взгляд:

— Грероги, ты написал это для меня! О, как романтично! — Минерва встала, забралась на камень — все-таки Грэг был очень высоким — и поцеловала его в губы - легко и неумело. Но Грегори все равно покраснел от удовольствия.

— Это еще не все, — он полез в карман и достал крупный и, видимо, очень дорогой перстень, затем опустился на одно колено, не выпустив ее ладони из своей, и со всей торжественностью, на которую только был способен, произнес: — Минерва Вэлган МакГонагалл, я беру в свидетели своей любви небо, море и всякую тварь живую и прошу тебя перед лицом Матери-Природы стать моей женой. Я клянусь хранить тебе верность до самой смерти.
У Минервы перехватило дыхание.

— Грэг, мы не можем… Что скажут наши кланы? — Взгляд юноши погас.

— Ты отказываешь? — он вскочил и посмотрел на нее с высоты своего роста. Прямо испепелить собрался. — Чем для тебя не хорош? Тем, что не учусь в этом твоем дурацком Хогвартсе?! — в голосе клокотал гнев.

— Грегори, прошу, успокойся и выслушай меня, — но она сама понимала: тщетно взывать к его благоразумию, МакНиллоны им никогда не отличались.

— Мне нечего слушать, ты только что разбила мне сердце, — в ярости Грегори зашвырнул кольцо подальше и, гордо вскинув голову, широкими шагами пошел прочь. Минерва замешкалась, и догонять его ей пришлось добрую сотню ярдов. Наконец, добежав, она схватила его за руку. Парень обернулся.

— Не дури, — дыхание еще было сбитым, на длинные фразы воздуха не хватало. — Ты же знаешь закон. Мы не можем пойти против воли кланов. Сегодня будет собрание, попроси моей руки у моего отца. Если он согласится, я хоть завтра под венец. Ты же знаешь… — последние слова, должно быть, прозвучали особенно жалобно, потому что юноша тут же забыл про свою спесь, порывисто обнял девушку, привлек ее к себе и выдохнул в каштановый, пахнувший морем, шелк ее волос: «Прости». И солнце улыбнулось им, прежде чем нырнуть за горизонт.

— Вэл, Грэг вот вы где, — влюбленные вздрогнули от этого голоса. Они разорвали объятия и отстранились друг от друга. Но поздно, стоявшая напротив них невысокая, пухлая девочка лет тринадцати все заметила. — Любезничали? — протянула она, сощурив глаза. — Вот я все расскажу вашим родителям.

— Лорис, пожалуйста, — дуэтом воскликнули провинившиеся.

Та, которую звали Лорис, призадумалась и решила все же смилостивиться.

— Хорошо, только вы немедленно должны явиться в рощу, там уже все собрались.

— Немедленно так немедленно, — проговорил Грегори, переглянувшись с Минервой. Затем притянул к себе любимую и, подмигнув Лорис, аппарировал вместе с Минни — ведь той было всего шестнадцать, и она не имела лицензии на аппарацию.

Лорис осталось только хлопать глазами: она была обычной девочкой, ей-то как раз таки придется добираться пешком. И вершительница судеб уже куда менее важной походкой двинулась в обратный путь.

А ветер играл страницами забытой на камнях книги, словно хотел сдуть с листов образы и рифмы и вплести их в свою заунывную песнь.

[crazy belka28]

~ *~*~*~

В роще действительно уже собрался весь поселок, даже Тилбат приковылял. (Хотя куда без него — жреца и старейшины). А Грегори с Минервой материализовались прямо посредине круга, возле самого алтаря. Немудрено, что в обращенных на них взглядах читалось осуждение.

Отец Минни встал и вышел вперед. Вид Стивена МакГонагалла не сулил ничего хорошего.

— Извольте объясниться, молодые люди, — строго приказал он.

Но влюбленные онемели, представив, что теперь с ними будет. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы за молодежь не вступился старейшина. Тилбат подошел и, пригрозив юноше и девушке посохом, сказал:

— Пошалили и будет. Потом разберемся. Мы здесь не для этого собрались.

Стивен показал дочери кулак и взглядом приказал следовать за ним. А когда они опустились на зеленые скамьи клана МакГонагалл, крепко взял за руку, словно Минерва могла убежать прямо отсюда. Грегори же, понурившись, побрел к черным скамьям МакНиллонов. Клан обдал его холодом, а дед — Найджел МакНиллон Третий — и вовсе посмотрел с презрением, как на недостойного.

Тилбат терпеливо дождался, пока все рассядутся. Затем, окинув паству лучезарным взглядом, воздел руки вверх и начал немного нараспев:

— Дети мои, мы последние из тех, кто чтит древних богов и хранит тысячелетние тайны предков. Мы последние из тех, кто славит Великую Богиню и Рогатого Бога. Мы потомки друидов, к которым принадлежал сам великий Мерлин. Мы те, чья жизнь и сущность — викка. — И сотня глоток грянула «ура». Тилбат дал им выкричаться и продолжил: — Помните, и возражайте тем, кто распространяет ложь о нашей религии, викка — путь миролюбия, гармонии и единения с Божественным и всей Вселенной. Мы не делим людей на магов и не-магов, так как ведаем, что магия скрыта всюду — в восходе и закате, в таинственном шепоте леса и в бледной улыбке луны, в лепестках цветов и дуновении ветра, в осеннем листопаде и шуме прибоя, в пении птиц и голосах зверей. Во всем мы видим мудрый промысел Матери-природы, и поэтому утверждаем: каждый созидающий — маг. Ведь быть викканином — значит быть целителем, учителем, искателем, дарителем и защитником всего живого. Викка — это путь, по которому идут с честью, знанием и силой… — договорить старик не успел: из черного посоха Найджела МакНиллона вырвался сноп белых искр, и старейшина рухнул на землю. Собрание замерло, онемев.

Найджел вышел вперед.

— Сколько можно! — сказал он своим скрипучим голосом, похожим на карканье ворона. — Сколько можно из века в век слушать эту приторную чушь! Путь знания и чести! Ха! Да кому это нужно! Единственный путь, который ведет к силе и беспредельному могуществу, это служение Исаис Черной. Встаньте в наши ряды, и вы поймете, что Луна — царица этого мира. А «любовь»?! Ею слабаки камуфлируют свою импотенцию. Тот, кто силен и стремится к власти, идет по головам. — Колючие черные глаза скользнули по рядам опешивших слушателей. И каждый, кто попал под этот взгляд, поежился и сжался в комок. — Я слишком долго ждал. Я терпел и надеялся, что вы сами поймете всю тщету этого учения, — костлявым пальцем он ткнул в скрючившегося на земле жреца-викканина. — Но увы, вы упрямо предпочитали тащиться через тернии за призрачным счастьем. Из года в год вы добывали себе пропитание потом и кровью, ибо ваша религия — религия запретов и ограничений. Ваши боги заставляют вас быть требовательными к себе, взыскивать с себя за дурные помыслы и просить прощения у сломанной ветки. Вы, жалкие плебеи, прозябающие в трудностях и нищете, готовы ли вы стать под знамена Царицы Ночей? Готовы ли вы к разнузданным шабашам и кровавым жертвоприношениям в обмен на право делать все, что угодно? Го…

— Заткнись, мразь, — прозвучал холодный спокойный голос. Это поднялся со своего места Стивен МакГонагалл. — Если ты продал свою смердящую душу тьме, то тут нечем чваниться. Твоя богиня — повелительница оргий — не поможет тебе в магическом бою.

Найджел расхохотался. Длинный, тощий, лысый, в черном плаще и черной же — в пол — хламиде, горбоносый и темноглазый, он являл собой воплощение зла.

— Ты, мальчишка, — слова с присвистом вырывались сквозь редкие зубы, — да как ты смеешь бросать мне вызов! Ты, чьи предки били скот и ковали мечи, как ты смеешь говорить мне, потомку Стюартов, «заткнись»! Я превращу тебя в пыль!

— Вот как! Сейчас посмотрим, — и, оттолкнув повисшую на нем причитающую дочь, Стивен легко перемахнул через ограду, отделявшую подиум с алтарем от амфитеатра со зрителями, и встал перед полыхавшим злобой колдуном. — В пыль, говоришь, — хмыкнул он, — а как тебе это, — Стивен выкинул руку вперед и произнес несколько слов на гаэльском наречии. Найджела подбросило в воздух и он, беспомощно размахивая руками, пытался что-то выкрикнуть на неизвестном языке. Но его проклятия отлетали от окруженного золотым сиянием Стивена. Зрители этого незапланированного спектакля покатывались со смеху. Оставив МакНиллона висеть на потеху толпе, МакГонагалл бросился к Тилбату: старого волшебника надо было приводить в чувство. Занявшись старейшиной, мужчина забыл о том, что прервал зрительный контакт и тем самым остановил действие заклинания. Найджел смачно приземлился. На минуту воцарилась тишина, нарушаемая только шепотом Стивена, а потом ее разорвал пронзительный женский крик:

— Папа, сзади… Нееееет… — Минерва проклинала себя за то, что надела это длинное платье, которое мешало ей сейчас быстро бежать. Девушка и думать не хотела о том, что она бы все равно не успела — Найджел был слишком близко. И он воспользовался этим преимуществом. Он даже не стал применять магию, просто со всей силы ударил Стивена по голове своим посохом. Старинный темномагический артефакт удесятерил силу удара — череп МакГонагалла треснул, как орех. Минерва не стала раздумывать. Выхватив из кармана волшебную палочку — беспалочковой магией она не владела — и, наплевав на запрет колдовать за пределами Хогвартса, она прокричала два слова, и зеленая вспышка окутала Найджела. Он умер мгновенно, на лице его застыло удивление. Минерва не думала сейчас о последствиях, она, наконец, добралась до отца и сейчас рыдала, уложив его голову себе на колени. Светлые глаза Стивена смотрели в звездное небо, а из угла всегда строго сжатых губ текла кровь. Девушка, не замечая никого вокруг, глядела вперед и напевала нелепую, неуместную сейчас песенку:

I love you as I never loved before
Sincefirst I met you on the village green
Come to me or my dream of love is O'er
I love you as I loved you,
When you were sweet
When you were sweet sixteen

(Люблю тебя, как прежде никогда,
С тех пор, как встретил в зелени полей.
Приди же или смерть моим мечтам,
Люблю, как я любил тебя
Тогда, мой свет,
Когда тебе шестнадцать было лет).

[crazy belka28]

— Ты ответишь за это, — прозвучало сверху. Минерва подняла голову и увидела нависшего над ней Грегори. Его желтые совиные глаза полыхали яростью.
Минерва вскочила и с каким-то кошачьим воплем кинулась на юношу. Он, не ожидавший такой атаки, попятился и упал. Девушку же, рвавшуюся «прикончить эту тварь», оттащили старейшины клана. Но она – и откуда только сила взялась – вывернулась из рук своих родственников и, подбежав к стоявшему на четвереньках парню, выкрикнула:

— Будь ты проклят, Грегори МакНиллон! Будь ты проклят! И чтобы ни одна женщина не сказала тебе слов любви, а семя твое — не принесло плода!

Клубок бурых и черных искр опутал ревущего и бьющегося Грегори: силы тьмы, словно дожидавшиеся этой минуты, услышали проклятье и зафиксировали его.

Очнувшийся Тилбат увидел побоище: Стивен с раскроенным черепом, Найджел с выжженным сердцем, Минерва — растрепанная, с горящими глазами, в заляпанном кровью платье, Грегори в клубке проклятий… Что же случилось? Он ведь учил их любить, а они научились убивать. Он учил их прощать, а они проклинали друг друга. Он учил их миру, они выбрали войну. Что же он сделал не так? Старик закрыл лицо руками и беззвучно заплакал. Крупные, с горошину, слезы катились по длинной белой бороде. Впрочем, в той какофонии звуков, что стояла сейчас над поляной таинств, никто и не мог услышать причитаний старца. Как и не заметили в царившем хаосе огромную черную кошку, которая, улегшись на алтарь, с удовольствием смотрела, как беснуются люди.


После этого случая Минерва перестала смеяться, погрузилась в науку, стала носить очки, а волосы собирать в тугой узел на затылке. Замуж она так и не вышла: некоторые проклятья наказывают проклинающих.


Грегори на следующий же день покинул селение, и больше его здесь никто не видел. И только темный замок на скале напоминал о некогда могущественном роде колдунов МакНиллонов.


А книжку, забытую Минервой на камнях, нашла Лорис. Потом она не раз приходила на тот берег, чтобы послушать шум прибоя и почитать стихи. Но особенно ей нравился тот, о девушке, волосы которой пахли морем. Она часто плакала над ним и очень жалела, что такая красивая пара, как Вэл и Грэг, распалась.
Однажды Лорис пропала на несколько дней, а когда вернулась, сообщила, что у нее будет ребенок. Отец сначала порывался убить дочь, опозорившую род, но мать уговорила его сменить гнев на милость. И Лорис отправили в услужение к Тилбату. Старый друид стал совсем слаб. Девушка прижилась у старейшины, и вскоре он сделался ей дороже ее родни. А появившаяся на свет малышка и вовсе вдохнула свежую струю в эту странную семью. О Тилбате говорили, что он ожил и помолодел. Он мог целыми днями возиться со своей внучкой. И то-то было радости матери и деду, когда во время семейного обеда в комнату влетела сова и бросила на стол конверт, подписанный изумрудными чернилами. Провожая дочь в школу волшебства, Лорис дала ей в дорогу свою любимую книжку — сборник стихов шотландских поэтов, чтобы та не забывала родной поселок. Хотя кто знал, какими были ее истинные намерения.

[crazy belka28]

Глава 3. Не всякие находки хороши.

Отвар магический готов,
В котле бурлил он целый год,
Но в час последний сладких снов
Трёх капель в нём не достаёт!
Они исчезли без следа,
А с ними – сила древних чар…
И приняла ручья вода
В себя отверженный отвар.
А капли сделались зерном,
И стал им нужен белый свет,
И вскоре в том краю речном
Родился маленький поэт.
О, где ты, матери любовь?
Дитя плывёт по воле волн:
От света звёзд лучится бровь,
Сума качается, как чёлн…
Давно сменились времена,
Сверкнув, как спицы в колесе,
В пыль обратились имена,
Но это имя помнят все.
Сияет древний фолиант,
Хранят страницы волшебство –
И поэтический талант,
И дар пророчества его.
Эльдар Ахадов
«Талиесин»

Воскресение, 20 апреля, 200* год

Только крайняя необходимость могла заставить Хагрида обратиться к профессору Снейпу. Он и раньше недолюбливал и побаивался зельевара, а теперь, после его воскрешения — эта сумасбродная идея принадлежала Гарри — и подавно. Недаром же говорили в народе, что от видевших смерть лучше держаться подальше. Ведь возвращается только половина души, другая — умирает навсегда. Но сейчас было не время думать об этом. Полувеликан решительно постучал в дверь снейповской подземной резиденции.


Профессор пил вино — красное, оно напоминало о крови, — и следил за пляской огня в камине. Но ни алкоголь, ни пламя не грели. Но он уже привык к этому вечному холоду. Как и к другим своим странностям. Иногда он слышал, как вздыхают стены и шепчутся книги. Замечал, как плачут портреты и как устали лестницы. Видел, как смеются стекла витражей и как томится от однообразия классная доска. Он ощущал этот мир удивительно живым, а себя — очень мертвым. Он не жил, а лишь следил за тем, как часы на стене уныло считают мгновения его бытия. Да, у него были кое-какие обязанности и долги, это держало и создавало иллюзию смысла. Стук в дверь заставил вздрогнуть и вернул в реальность. Пришлось идти открывать. Пустые темные глаза ощупали гостя, затем профессор отступил в сторону и позволил ему войти. Хагриду было неловко.

— Я тут… это… — пробормотал он, кривая ухмылка Снейпа и полный ехидства взгляд сбивали с толку. — Мне зелье нужно… — он пошарил рукой в бездонном кармане своей кожаной куртки и извлек на свет изрядно помятую бумажку, — вот такое…

Снейп взял записку, пробежался по строчкам — это был рецепт. Компоненты очень редкие. Он подошел к шкафу, до отказа забитому книгами. Вытащил одну, пролистал несколько страниц, затем вскинул на Хагрида удивленный взгляд:

— Это же полулегендарное Зелье Вдохновения. Зачем оно тебе? Ты что, баллады своим монстрам петь собираешься?

Хагрид принял издевку за чистую монету и широко улыбнулся.

— Да, мои зверюшки очень чувствительные, музыку любят, — но, поймав недовольный взгляд Снейпа, осекся: — А… Зелье не мне, другу моему. Он говорит, очень надо.

— Другу? — наверное, только у Снейпа получалось с шипением произносить твердые и сонорные звуки. — И что это за друг такой, которому нужно
легендарное варево? — голос зельевара завораживал, как завораживает покачивание кобры.

— Он говорит, что его зовут Талиесин ⁴ … — Мастер Зелий даже поперхнулся.

— Чего? А ты у нас, стало быть, Эльфин ⁵? — к удивлению зельевара, Хагрид утвердительно кивнул. Похоже, от общения с магическими созданиями у бедняги окончательно поехала крыша.

И Хагрид лишь убедил Снейпа в его правоте, когда, смахнув слезу и улыбнувшись, начал восторженно рассказывать:

— Вот-вот, именно так он и говорит. Мы с тобой, грит, как Эльфин и Талиесин. Такой чудной малый… Только я ему сказал, что я ни дракла не понимаю, кто это такие. И тогда он, небось для того, чтобы я понял, мне стишок прочел…

— Какой стишок? — Снейп почувствовал, что еще минута, и он сам сойдет с ума.

— Щаз… я записал даже… — и Хагрид опять начал рыться в своих бесконечных карманах. За этим занятием он не заметил, как зельевар опять подошел к книжному шкафу и достал еще одну книгу, в этот раз куда более тонкую, чем предыдущий фолиант. Зашуршали страницы. Потом — бесцветно и невыразительно — зельевар прочел:

Добрый Эльфин, не печалься!
Прок сыщи в том, что имеешь;
От печали нету проку,
Она в горе не подмога.
Тем, кто молится усердно,
Бог пошлет вознагражденье.
Никогда в плотине Гвиддно
Не было улова лучше! ⁶

— Да-да, именно это. — Хагрид смотрел на Снейпа так, как смотрят малыши на фокусника, только что вытащившего зайца из шляпы.
Снейп через стол бросил ему книгу.

— Полистаешь на досуге. И я должен увидеть этого твоего друга, — Хагрид открыл было рот, но Снейп вскинул тонкую ладонь вверх, пресекая тем самым всяческие возражения. — За половину ингредиентов, необходимых для этого зелья, можно угодить в Азкабан. Я должен знать, ради кого рискую.

— А что, — вдруг согласился лесник, — и то верно. Идемте, профессор, он у меня. Там и поговорите, а я вас чайком угощу, — и хоть перспектива напиться харгидова чая зельевара отнюдь не радовала, он охотно принял приглашение полувеликана.

_______________________________________

⁴ Талиесин (устаревшая русская передача — Тальесин; Taliesin) — по мнению ученых, не просто легендарный персонаж, а древнейший из поэтов, писавших на валлийском языке, чьи произведения дошли на наших дней. Его имя связано в основном с «Книгой Талиесина» — большим стихотворным сборником, созданным в средневаллийский период (Дж. Гвеногврин Эванс датирует книгу примерно 1425 годом, а Н. Денхольм-Янг — началом XIV века), но Ивор Уильямс датировал большу́ю часть содержащегося там материала X и XI веками, а самые древние стихотворения — принадлежащие «историческому» Талиесину — VI веком. Позже Талиесин стал героем легенды, записанной или созданной в XVI веке антикваром Элисом Грифидом, возможно, с опорой на некую устную традицию. А также: волшебник, живший во времена короля Артура и прославившийся поэтическим талантом и прорицательством.

⁵ Эльфин – невезучий юноша, который обнаружил маленького Талиесина возле плотины и принес его домой. С тех пор Эльфину сопутствовали удача и везение. А потом Талиесин и вовсе наградил своего благодетеля огромным золотым кладом.

⁶«Утешение Эльфина» из «Легенды о Талиесине».

____________________________________________

[crazy belka28]

До избушки Хагрида они добрались минут за двадцать. Хозяин распахнул дверь, и чуткий нос зельевара тут же уловил тяжелый запах болезни. С осуждением взглянув на лесника, Снейп ринулся внутрь. Здесь он без труда заметил следы неумелого врачевания: видимо, Хагрид изо всех сил пытался облегчить страдания своего гостя — на широкой постели лесничего метался в бреду человек. Подбежав к нему, Снейп откинул одеяло и заметил, что одежда буквально прилипла к телу из-за многочисленных ран. Создавалось впечатление, что несчастного пытали где-то в застенках инквизиции. Повернувшись к Хагриду, зельевар непечатно выругался, а потом, чуть поостыв, спросил:

— Почему ты не отнес его в Больничное крыло, идиот?

— Дык, он вчерась совсем плох был… Я и побоялся, что не дотянет, — развел руками лесник.

— А зачем вам Зелье Вдохновения потребовалось? — уже куда спокойнее проговорил Снейп.

— Он просил, — Хагрид кивнул на больного. — А еще он все время какую-то Гвендолин звал…

— Ладно, разберемся, — бросил Снейп, прикинув в уме, какие препараты нужно захватить. — Жди здесь, я мигом. — Последняя мысль была: «Хорошо, что Минерва сняла с Хогвартса антиаппарационные чары».

Через пять минут он вновь был у Хагрида с сундучком, полным всевозможных эликсиров и микстур. Приходилось очень четко рассчитывать дозировку: эти лекарства могли оказаться смертельными для маггла. А хагридов гость был магглом.

Манипуляции Снейпа возымели действие — человек открыл глаза и окинул комнату довольно осмысленным, хотя и удивленным, взглядом. Дольше всего он смотрел на две странные фигуры у своего ложа: лохматого великана и мрачного мужчину отталкивающей наружности, с головы до ног одетого в черное.
— Наверное, я в аду, — сделал вывод больной и провалился в сон.

— Вот и хорошо, — констатировал Снейп, когда незнакомец отключился, — он проспит час-полтора, а ты, — профессор устроился в кресле у жарко пылавшего очага и в упор посмотрел на Хагрида, — расскажешь мне, как он сюда попал. В деталях. И принеси чего-нибудь выпить, согреться хочу, — профессор зябко повел плечами. Откуда Хагриду было знать, что Снейпу теперь всегда холодно. Что это теперь его нормальное состояние.

Бутылочка Огденского виски в избушке, однако, нашлась. Стаканы, правда, Снейп предварительно очистил с помощью магии. Выпили, помолчали некоторое время, и Хагрид, тяжело вздохнув, начал рассказ:

— Ну, я своих малышей проведать ходил, — полувеликан расплылся в такой умильной улыбке, как будто речь и впрямь шла о его родных детях; Снейп презрительно фыркнул и плеснул себе еще виски, — ну… там две единорожицы ожеребились… и до чего же чудесные у них мальцы… Я их подкормил и назад возвращался по берегу речки… Вдруг слышу, стонет кто-то. Сначала решил, будто каппа шалит, и дальше иду себе. А оно еще раз застонет, да так жалобно, что у меня аж сердце дрогнуло, — Хагрид шмыгнул носом, залпом осушил свой внушительный стакан и продолжил: — подхожу, а там — о Мерлин! — он, болезный. Я его вытащил и сюда принес. Это ж кто догадался его, всего в крови, в воду бросить, он же мог кровью истечь, — Снейпа передернуло от неприятных ассоциаций.

— Вот я и хочу узнать, что это за варвары были. Аврорат у нас и раньше интеллектуальными сотрудниками не отличался, а с приходом туда Поттера и Уизли и вовсе похвастать стало нечем, — профессор нехорошо улыбнулся.

Тут их с Хагридом подопечный застонал и попросил воды. (И хотя проспал он гораздо меньше, чем предположил Снейп, выглядел, тем не менее, вполне здоровым). Промочив горло и вернув себе, тем самым, способность говорить, незнакомец тут же спросил:

— Кто вы? Где я? И что вообще происходит?

— Давайте по порядку, — сказал Снейп, которого невероятно раздражали люди, задававшие много вопросов. — Мы здесь работаем, я — преподаватель, он, — кивок в сторону Хагрида, — лесник. Вы находитесь на территории школы… Немного необычной школы… А вот что происходит, вернее, произошло, мы хотели бы услышать от вас. И кстати, меня зовут Северус Снейп, а его — Рубеус Хагрид.

— Фрейзар Крейн, — протянул руку незнакомец. Ладонь была тонкой, диннопалой, нервной. Такие, как правило, присущи артистам, ученым, писателям. И, подтвердив их догадки на счет его социального положения, добавил: — Я в некотором роде ваш коллега. Изучаю гаэльский, кельтский и валлийский фольклор. Собственно, на это они меня и купили. — Мужчина замолчал, обхватив голову руками. Потом вскинулся, будто от испуга, и, выхватив взглядом виски, спросил: — Разрешите?

Хагрид тут же протянул ему полный бокал, который Крейн осушил в один заход. И, будто извиняясь за эту свою эскападу, смущенно улыбнулся:
— Простите. Но у меня до сих пор в голове не укладывается то, что случилось со мной.

— Не стоит, — подбодрил его Снейп. — Если вы поделитесь с нами, может, мы и найдем выход.

— Угу, — поддакнул Хагрид, — ты не боись, мы всякое видывали. Авось чего придумаем. — И достал из стоявшего в углу сундука еще пару бутылок горячительного, словно угадав, что разговор затевается долгий и мучительный.

— В тот день я готовил статью по артуровскому периоду для «New Scientist»⁷ . Меня всегда интересовало соотношение мифологического и реального в той эпохе. Тот же Талиесин. Одни исследователи утверждают, что это — первейший бард и великий колдун, постигший смысл и силу слова, и даже перечисляют поэмы, якобы принадлежащие его перу. Другие утверждают, что он не более чем персонаж легенд, как те же Артур и Мерлин, — слушатели переглянулись и хмыкнули. — И, несмотря на то, что я всю свою сознательную жизнь посветил этнографии, информации не хватало. Я скользил на грани догадки и никак не мог ухватить нечто главное. В общем, я сидел, обложившись древними фолиантами, когда вошла моя экономка — ну, я закостенелый холостяк, и к тому же неприлично старомоден, — вновь смутился Крейн. — Итак, она пришла и сообщила, что в гостиной меня дожидается некая юная особа, которая, как процитировала моя дотошная миссис Фэннгали, «имела счастье слушать вашу лекцию на кафедре филологии в Кембридже». Надо ли вам говорить, что я был крайне заинтригован, — но о собеседниках Крейна этого нельзя было сказать: Снейп почему-то сосредоточенно разглядывал свои начищенные до зеркального блеска ботинки, а Хагрид, склонив на бок свою косматую голову, к чему-то прислушивался. Крейн решил воспользоваться этой заминкой по-своему: встал и, заложив руки за спину, прошелся по комнате. Да, что-то с его спасителями определенно не так.

— И что же дальше, вы встретились с ней, ну, с этой интригующей особой? — нарочито скучающим тоном поинтересовался зельевар.

— О да, — Фрейзар покраснел, как мальчишка. — Она была совершенно невероятной. — Румянец сделался ярче, хотя, казалось, что такое невозможно. — Знаете, из тех огненных женщин, при одном взгляде на которых сердце охватывает пожар, — серо-коричневые глаза рассказчика подернулись флером мечтательности. Он нервно отбросил со лба русую прядь, подошел к столу и плеснул себе еще виски. Случайно бросив взгляд за окно, он заметил, что на поляне резвятся какие-то странные существа. Списав видение на переутомление последних дней и алкоголь, Крейн тряхнул головой — галлюцинация не исчезла. Он поспешил отвернуться. Однако Хагрид заметил удивление своего гостя. Бросив:

— Вы тут это … продолжайте… без меня… — и чертыхнувшись, он скрылся за дверью. Крейн лишь пожал плечами. А Снейп даже не оторвался от своего занятия — он укладывал пузырьки с зельями в свой сундучок.

— Вы врач? — догадался Крейн.

— Что-то вроде того, — усмехнулся Снейп и, жестом указав на кресла, напомнил: — Вы не закончили?

_________________________________________________________

⁷Ведущий европейский научно-популярный журнал. За годы существования на его страницах было напечатано немало сенсационных открытий.

_________________________________________________________

[crazy belka28]

— Ах да, — спохватился Крейн. — Знаете, я очень растерялся от ее вида. Ведь когда ты до сорока прожил один, среди книг и манускриптов, кажется, что ни одна женщина в мире не может тобой заинтересоваться. Особенно такая. Совсем юная, наверное, лет двадцати трех-двадцати пяти. Волосы темно-русые с золотистым отливом, глаза зеленые, как озера, — Снейп всем своим видом выражал «ну все — пропал человек», — одета была очень строго, хотя вы знаете, какая сейчас развязная молодежь. В шляпке и перчатках. Она так не вязалась с компьютером у меня на столе и гудевшими за окном машинами. Не поверите, я даже дар речи потерял и смотрел на нее дольше, чем полагается. А когда она протянула ладошку, предварительно освободив ее от перчатки, и назвалась — Гвендолин, и вовсе повеяло сказкой.

Профессору почему-то стало тоскливо и неуютно. Какой смысл быть чародеем, если чудо в твоей жизни невозможно по определению? Иногда он завидовал магглам.

Однако Крейн, увлеченный своими воспоминаниями, не заметил его замешательства.

— Ее голос звучал, как музыка, и я даже не сразу уловил смысл слов. Но когда понял, о чем она говорит, был немало удивлен. «Вы интересуетесь кельтской историей, — говорили эти восхитительные губы. — Тогда может вам будет любопытно взглянуть на это», и она положила мне на стол «The Battle of the Trees»⁸ . Рукопись. При виде этого документа у меня даже руки задрожали. Ведь передо мной лежало наглядное подтверждение того, что Талиесин — не миф и не вымысел поэтов. «Откуда это у вас?» — спросил я незнакомку. Она улыбнулась и сказала: «Если вы пойдете со мной, то увидите и не такое». Надо ли говорить, что за одну ее улыбку я и так готов был идти на край света. — Снейп усмехнулся: мужчины, терявшие голову при виде хорошенького личика, вызывали у него в лучшем случае жалость.

— И вы, конечно, пошли с ней, — скептически заметил профессор.

— Пошел, — понурился Крейн. — Ее роскошный лимузин ждал у подъезда. Тем более, что она лишь показала мне поэму, так и не отдав в руки. Так что я меня подстегивали два бича — влечение и любопытство.

— Не лучшие советчики, — заметил Снейп. Виски ли, странные ли, на грани фантасмагории, события, или же услышанная романтическая история, способствовали тому, что ток крови ускорился, и зельевар больше не ощущал привычного болезненного холода. Он не пьянел. Только голова становилась странно легкой. И выползало на первый план второстепенное, например — почему так долго нет Хагрида. — И чем закончился ваш вояж?

— Нальете? — Крейн завороженно смотрел, как искрится в бокале золотистая жидкость. — Вы не подумайте, я не пью. Просто по трезвости у меня духу не хватит все это рассказать.

— Не извиняйтесь, — сухо произнес Снейп.

— Благодарю, — отозвался Крейн. — Я ожидал, что Гвендолин привезет меня в старинный замок, где таятся призраки и висят под потолком летучие мыши. Поэтому даже разочаровался, когда машина остановилась возле обычного многоквартирного дома в каком-то захудалом районе. Моя фея подбодрила меня улыбкой, взяла за руку и, приблизившись, — из-за чего меня обдало жаром, — томно выдохнула: «Дальше пойдем пешком». И мы шли, взявшись за руки, как взаправдашние влюбленные. Простите за все эти интимности, — смутился Фрейзар, — они нужны единственно для того, чтобы вы поняли, что я был совершенно невменяем. Должно быть, Гвендолин околдовала меня.

— А она — ведьма? — спросил Северус.

— Вы верите в ведьм? — удивился его собеседник.

— Немного, — Снейп едва удержался от того, чтобы не захохотать.

— Но вы почти угадали. Она действительно связана с очень странными людьми. Но я забегаю вперед. Словом, мы скоро остановились у здания, достойного пера Диккенса, она постучала в дверь условным стуком, будто пришли мы не в приличный дом, а в притон. Нам открыл какой-то растрепанный сонный подросток. Он сунул в руки Гвендолин фонарик, сказал, что все наверху, и нырнул обратно в темноту. Мы стали подниматься по ужасной шаткой лестнице. И я все время боялся, что Гвендолин упадет на своих каблуках, и готов был каждое мгновение подхватить ее. Благо, моя проводница была миниатюрной и изящной. Но добрались мы без происшествий. Комната, в которую мы попали, освещалась факелами, так как окна закрывали тяжелые черные занавеси. Мебели почти не было. Только в центре некое подобие алтаря, на котором лежала толстая книга в черном переплете. Да на стене — перевернутое распятье. Не сказать, что я набожный человек, но подобное кощунство меня возмутило настолько, что я уж было хотел сорваться на хозяйку, когда заметил остальных присутствующих. Подростки от четырнадцати до восемнадцати лет, одетые в черное, — Крейн покосился на Снейпа, — ярко и очень странно накрашенные, сидели кругом прямо на полу и курили. Их окутывало облако сизого дурманного дыма…

— Наркотики? — перебил его Снейп.

Крейн сначала не понял, о чем его спрашивают, но, вникнув, утвердительно кивнул.

— Да, видимо — марихуана или еще что-то. Но глаза у всех были мутные и бессмысленные. Увидев нас, один из группы поднялся и подошел к нам. Он грубо притянул к себе Гвендолин и впился поцелуем в ее губы. Он был такой грязный, с сальными волосами, некрасивый, что даже меня передернуло от отвращения, — при этих словах Снейп вздрогнул, как от удара: Крейн, даже того не осознав, набросал его портрет в молодости. Да и сейчас профессор выглядел не лучше. Северус откинулся в кресле, погрузившись в тень. Впрочем, Фрейзар наблюдал за тем, как плещется жидкость в бокале и, казалось, совсем не интересовался окружающим. Наконец, тяжело вздохнув, он продолжил свою повесть: — Оторвавшись друг от друга, они обменялись приветствиями. «Здравствуй, Великая Кошка», — сказал юноша. — «Привет тебе, Торквемада⁹» , — поклонившись, ответила моя спутница.

Каждый маг вздрагивал при звуке этого имени, Северус не был исключением. Перед глазами полыхнуло пламя костра, и впервые за много лет стало по-настоящему жарко. Профессор потянул тугой воротник сюртука. Крейн между тем продолжал:

— Услышав имя самого кровавого из всех инквизиторов, я окончательно убедился, что попал в некую секту. Судя по всему — к сатанистам. Вы знаете, кто такие сатанисты? — Снейпу очень хотелось съехидничать: «А ты знаешь, кто такой Вольдеморт?», но он сдержал этот почти ребяческий порыв и ответил прохладно:

— Да, имею общее представление.

— Вот и хорошо. А то я уже решил, что у вас здесь рай земной, и вообще — волшебное место.

«Да уж, рай… И дементоры с нимбами… И где же этот чертов Хагрид, в конце концов?» — подумал Снейп и невесело усмехнулся. Маг допил виски и на секунду утратил ощущение реальности. Вернувшись в нормальное состояние, он поторопил повествователя:

— И что же было дальше? Они провели над вами некий обряд?

________________________________________________________

⁸ «Битва Деревьев». Эта поэма входит в «Книгу Талиесина», датируемую приблизительно 1275 г.

⁹Торквемада, Томас (Фома) (Tomas de Torquemada) (1420–1498) — основатель испанской инквизиции. По подсчетам историков, за время руководства им испанской инквизицией (1485–1498) было сожжено, как минимум, 2000 марранов, морисков, «еретиков» и «колдунов»; некоторые исследователи доводят эту цифру до 9000, а число всех казненных — до 17 000. Имя Т. де Торквемады стало символом жестокостей инквизиции.
__________________________________________________________

[crazy belka28]

— Да, вы почти угадали, — откуда Крейну было знать, что если бы Снейп захотел, он бы уже давно досмотрел эту историю в его голове. — Девушка обернулась ко мне и сказала: «Вчера мы гадали по Книге. Мне выпал стих. Вот этот. Мардж!», — обратилась она к сидевшей с краю девушке. Мардж встала. Взяла с алтаря книгу и прочла:

Ныне, ныне, ныне срок настает:
Королевская свадьба уже грядет!
Коль ты и впрямь от рождения призван
И Богом для радости высшей избран –
К горе надлежит устремиться твоим стопам.
Взойди на вершину: Три Храма высятся там.
А что будет дальше – увидишь сам. ¹⁰

— Я был шокирован тем, что дети читают подобные книги. Впрочем, как оказалось, читали они и кое-что похуже. А Гвендолин продолжила завораживать меня страстным шепотом: «А потом на картах Таро мне выпал Шестой Аркан — Любовники. Все указывало на Свадьбу. Ведь «три храма» — это три фазы самой любви, — она ходила вокруг меня, и нежные руки скользили по моему телу; я терял рассудок, дурман, наполнявший эту комнату, проникал и в мой мозг, а Гвендолин продолжала шептать, — страсть, растворение, сострадание. То, что мы называем любовью, на самом деле есть целый спектр отношений, простирающихся от земли до неба. На наиболее земном уровне любовь — это сексуальное влечение. Многие застревают на этом, потому что обусловленность обременила нашу сексуальность всевозможными ожиданиями и подавлениями. В действительности, наиболее важная «проблема» с сексуальной любовью состоит в том, что она всегда проходит. Только если мы принимаем этот факт, тогда мы можем прославлять ее за то, что она есть — приветствовать ее, когда она случается, и прощаться с благодарностью, когда она проходит».

Профессору стало еще жарче. Но полыхал уже совсем другой костер. В воображении рисовалось, что он сжимает объятиях в прекрасную обнаженную девушку. Ее каштановые волосы рассыпались по подушке, карие глаза туманила нега. Она беззастенчиво отдавалась ему, а он — истово, по-хозяйски — брал. Она изгибалась навстречу его рукам и что-то шептала, а он сцеловывал слезы с ее ресниц и пил вскрики с ее губ.Картинка получилась четкой. Северус тряхнул головой, силясь прогнать видение. Похоже, он все-таки напился…

— Но про другие две фазы она не рассказала. Я собрал остатки рассудка и оттолкнул ее. «Что здесь происходит?! Сейчас я вызову полицию! Где ваши родители?» — вскричал я, хотя и понимал всю тщетность моих попыток. Их замутненный наркотиками и, по-видимому, чьим-то просвещением разум не хотел ничего воспринимать. Детки хотели развлекаться. Тогда я задал последний вопрос: «Почему именно я?». Тот, кого они называли Торквемада, ответил мне, отсмеявшись: «Она, — кивнув на Гвендолин, — была на твоей лекции о валлийцах. Ты так вдохновенно рассказывал о Талиесине, что она влюбилась в тебя. Да, Кошка? — Гвендолин уже присоединилась к компании и пускала дым в потолок. Она лишь бессмысленно улыбнулась, так и не ответив Инквизитору. — Кошка сказала нам, что поскольку она — воплощение Черной Богини, то мужем ее должен быть потомок величайшего из бардов, чтобы прославить в веках ее могущество и красоту». Я был ошарашен: такого поворота я не ожидал. «Вы что-то путаете? — растерянно проговорил я». Инквизитор хихикнул: «Если мы путаем, тогда откуда ты знаешь валлийский?». Эта моя особенность действительно не поддается объяснению, но когда я впервые увидел манускрипт на этом наречии, то прочел его так же свободно, будто эта надпись была на английском. Кто-то из моих коллег рассказал об этом журналистам, а те и окрестили меня «Талиесином двадцатого века». Думаю, они прочли одну из этих статей. Я тогда лихорадочно пытался понять, откуда эти дети столько знают обо мне. А Торквемада, икнув, задал новый вопрос: «И рецепт Зелья Вдохновения?».

— И правда, откуда у вас этот рецепт? Даже среди алхимиков он мало кому известен доподлинно. Это ведь что-то сродни философскому камню? — Северус и сам не знал, что способен задавать так много вопросов. Наверное, привидевшийся образ мисс Грейнджер так на него повлиял.

— Вы увлекаетесь алхимией? — в свою очередь спросил Крейн.

— Немного, — пространно повел рукой Снейп, — кстати, я считаю, что в «Легенде о Талиесине» описано Великое делание и алхимическая свадьба… — Северус сообразил, что теряет нить рассуждений.

— О, какая любопытная трактовка! — восхитился Фрейзар. Мир расплывался, а краски расслаивались на оттенки. Филолог улыбнулся. — Надо будет непременно записать, — и Крейн уже встал, чтобы отыскать бумагу и ручку, но Снейп потянул его за руку и усадил обратно в кресло. И, воззрившись на него своими гипнотизирующими глазами, произнес вполне трезво:

— Так откуда у вас рецепт?

Крейн вздрогнул: видимо, здесь начиналась самая неприятная часть его воспоминаний.

— Я его вспомнил… Под пытками… Торквемада целую теорию выдвинул о том, что боль высвобождает бессознательное.

— Простите, — окончательно протрезвел Северус. Он не понаслышке знал, что с сознанием делает боль.

— А потом… они куда-то меня тащили… Потом была река… мы плыли в лодке… Они меня выбросили, и вода долго тащила меня куда-то, пока я не зацепился за ветку. А потом меня нашел Хагрид… Вот и все, — до этого живые и выразительные глаза Фрейзара сейчас остекленели, да и сам он как будто замер.

________________________________________

¹⁰Перевод Т.Баскаковой. «Розенкрейцерское просвещение». Франсес Йейтс. М.: Алетейа, Энигма, 1999

________________________________________

[crazy belka28]

Громкий вой выкинул обоих из кресел. Они, не мешкая, ринулись к двери. На поляне перед домиком стоял Хагрид. В его огромных руках что-то золотилось. Лесник плакал, как ребенок.

— Я не успел… — всхлипнул он, — они убили жеребенка… Что за звери?! Чем им невинное создание помешало?! — медленно опустившись на колени, он положил на траву детеныша единорога. Его нежная шерстка отливала золотом в лучах закатного солнца. Это было одновременно печальное и прекрасное зрелище.

— Ты видел кого-нибудь? — Снейпа колотило от ярости.

— Ну один точно слизеринец, у него был серебристо-зеленый шарф…Он сразу, как заметил меня, аппарировал, — Хагрид произнес это каким-то виноватым тоном. — А двое других, видимо, магглы. У них был небольшой самолет, они улетели прежде, чем я добежал. Вы же знаете, мне нельзя колдовать, а то бы… — Хагрид зарыдал.

— Великаны… Колдовство…Единороги… Я все-таки умер, — пробормотал Крейн и лишился чувств.

Но Северусу сейчас было не до них — черной кометой он несся к Хогвартсу.



Они столкнулись у входа в подземелье. И Гермиона упала бы, если бы он ее не подхватил. Тех нескольких секунд, что он держал ее в объятиях, хватило для ненужных ассоциаций. Он поспешил выпустить девушку.

— Вы всегда носитесь, вылупив глаза? Или иногда все же вспоминаете, что за зрительные рецепторы отвечают мозги?!

Подобной отповеди она ожидала меньше всего.

— Вообще-то, я хотела поговорить с вами о недопустимом поведении некоторых ваших студентов, которые позволяют себе вместо сочинений сдавать мне подобные пасквили. — Девушка швырнула в него пергамент с опусом Найджела Ниллона. Снейп поймал его на лету.

— Я вообще считаю, что некоторым педагогам не стоит браться за преподавание, раз они не умеют этого делать, — смерив девушку насмешливым взглядом, сказал Снейп. И, не дав ей что-либо возразить, взял за талию и убрал с дороги. — А сейчас, извините, мне не до бесед с неуравновешенными девицами, — и, отсалютовав ей пергаментом Найджела, скрылся за поворотом.

Гермионе только и оставалось, что хлопать глазами да хватать ртом воздух. И надеяться, что Снейп все же прочтет это сочинение. И только когда его шаги — обычно легкие и почти бесшумные, за что в Хогвартсе его называли «летучей мышью» — затихли в глубине коридора, девушка сообразила, что декан Слизерина был мертвецки пьян.

[crazy belka28]

Глава 4. Вслед за черной кошкой.

Я видела, как она ступала по ночному небу
Своими мягкими черными лапами…
Как она окуналась в бархатную черную негу
И любовалась звездными лампами…

Как катала туда-сюда по небосклону
Серебряный лунный мячик…
Как ее приманивал к своему звездному трону
Призрачный млечный мальчик.

Как таинственная Богиня Ночи
Склонялась перед ней ниц…
И, словно считая ее собственной дочерью,
Исполняла каждый ее каприз.

Черная-черная кошка
С золотыми ночными глазами,
Ушла ты по лунной дорожке
Вслед за волшебными снами…
Людмила Осокина
«Черная-черная кошка»

За сорок лет до описываемых событий

Покинув родной поселок, он сразу решил поехать в столицу. А где еще мог найти себе занятие по душе отпрыск старинного колдовского рода Грегори МакНиллон. Ведь единственное, к чему он всегда стремился – это власть над толпой. А еще — он никогда не сможет жить без магии. В столице, был уверен Грегори, удастся найти компромисс.

Клан МакНиллонов всегда держался сам по себе. Они не отправляли своих детей в Хогвартс, так как считали, что все необходимое юному магу может дать семья. Они не подчинялись Министерству Магии, так как это означало попасть под юрисдикцию Великобритании, чего гордые шотландцы допустить не могли. Но все же демонстрировать свои способности перед немагическим плебсом ни один из них не стал бы. Из-за гордыни. Исключением были только виккинианские общины, но состоявшие в них магглы воспринимали магию по-другому. И поэтому их считали своими. Но с той поры, как род МакНиллонов начал служить Черной Богине, и виккинианские сборища стали в тягость: не получалось мистерии и священнодействия. И вот теперь он — проклятый. А это значит, даже родичи сторонились его, как зачумленного.

Все эти мысли проносились в голове Грегори, пока он трясся в купе поезда, идущего на Эдинбург. С самого детства этот город занимал мысли мага. Ему было уже двадцать, а он еще ни разу не видел столицу. Но зато столько слышал о «Северных Афинах» — так называли город за горные пейзажи — от своих тетушек-ведьм. О столице те рассказывали вечерами, собравшись у камина в гостиной родового замка Эйлеан Дайн. А маленький Грэг впитывал в себя эти повести, как пустыня — влагу.

— Вы знаете, — с таинственным видом вещала юная и прекрасная Мередит, — что в темное время суток Эдинбург становится самым таинственным и мистическим местом на Земле. Уж вы мне поверьте, я не один круг заложила над ним в полнолуние.

Тетя Кайлин — старшая из шестерых — лишь снисходительно поглядывала на своих беспечных младших сестер и звенела спицами. Зато если она начинала говорить, ее слово всегда было самым веским.

— Я этого не видела, — обычно произносила она своим голосом, напоминавшем о напевах волынки, — но знающие люди утверждают, будто под Эдинбургом находится еще один город, полный призраков и привидений.

Тетушки ахали и переглядывались.

— А еще, — улыбалась эмансипированная, коротко стриженная Бригитт, — там проходит ежегодный Международный фестиваль, и мы с Джейкобсом туда непременно поедем. — Тут уже тетушки не ахали, а вздыхали и покачивали головами.

Вот сюда, в этот город из детских грез, и ехал сейчас Грегори.

Наконец, поезд остановился, и юного провинциала в толпе пассажиров вынесло на шумный перрон. «Королевский город» оглушил и очаровал жителя окраин. Он, не боясь показаться нелепым, задирал голову, рассматривал высокие здания, удивленным взглядом провожал двухэтажные автобусы, и, конечно же, не остался равнодушным к красотам парка Холируд, расположившегося на вершине древнего вулкана. Ну и, разумеется, не отказал себе в удовольствии пройти по самой длинной улице — Королевской Миле. Он наблюдал за тем, как, подобно ручейкам и рукавам большой реки, ответвляется от нее и бежит в разные стороны, вверх и вниз по городским холмам, множество узких улочек и переулков, сплетаясь и образуя причудливые лабиринты. Ему так хотелось оседлать метлу и взглянуть на чудесный город с высоты птичьего полета. А сейчас, погрузившись в очередной фестиваль, Эдинбург был особенно красив и загадочен.
Наспех перекусив в одном из многочисленных пабов, Грегори снова слился с пестрой фестивальной толпой. Казалось, весь город превратился в одну огромную сценическую площадку, так как представления шли везде — в захолустных забегаловках и роскошных ресторанах, церквях и гостиницах, социальных центрах и даже в автобусах. Каждый свободный метр актеры превращали в театральную сцену. Трагедии и комедии, музыкальные постановки и злободневные спектакли, классика и авангард — все это являло собой великое чудо, имя которому — театр. И, глядя на толпы зевак и стайки туристов, неустанно щелкавших фотоаппаратами, Грегори понял, что отныне станет его судьбой. Он с детства доставал своих тетушек тем, что удивительно похоже имитировал их голоса и точно копировал мимику. А потом, разве не в театральных кулисах прячется магия? А это значит, никто и не заметит, когда прекратится игра и начнется нечто иное. Актер — властитель дум, не так ли?

[crazy belka28]

Удача тут же улыбнулась ему щербатым оскалом антрепренера.

— Молодой человек, не желаете ли наняться в труппу, — тарахтел где-то у плеча лысоватый шустрый человечек в ярком зеленом пиджаке. — А вам непременно нужно это сделать, потому что у меня чутье на талант, — он шумно втянул воздух своим внушительным носом, дабы доказать это. — К тому же, у нас совершенно уникальное направление. Новейшее, так сказать. У нас нет этих глупых картонных декораций, небеса нам служат падугой (это, конечно, было нарочитым преувеличением, но Грегори об этом не знал), а Шекспира мы чередуем с выступлениями иллюзионистов!

— Вот как, — произнес Грегори. — А я как раз неплохо показываю фокусы, да и иллюзионист из меня выйдет первоклассный.

— И замечательно, — пропел владелец труппы. — Стало быть, по рукам.

— Конечно. Покажите, где подписать и скажите, когда можно приступать к обязанностям.

Так Грегори поступил на службу в модернистский театр «Ущербная луна». Увидев его способности — а иллюзионист из волшебника действительно вышел роскошный, — хозяин, Патрик Кемберли, сделал его ведущим артистом, ссудил деньгами — на первое время — и помог снять комнату.
Так началась карьера мастера иллюзий Грегори МакНиллона. В этой новой жизни его устраивало все: скоро пришли слава, богатство. Но не было одного — любви. Проклятье Минервы действовало — ни одна женщина даже не смотрела в сторону Грегори. А он ненавидел их — за недоступность, за то, что они никогда не могли его полюбить…

~ *~*~*~

Свой сороковой день рождения Грегори встретил в новой квартире, на этот раз расположенной в самом центре Эдинбурга. В новом качестве — руководителя сети филиалов: театр разросся и расползся по всей Шотландии. И в одиночестве. Он ходил по комнате с бокалом красного вина в руке и тосковал. Вот уже несколько дней ему снилась Минерва. Та, юная, из их последней встречи там, на каменистом пляже. И Грегори к своему неудовольствию осознал, что за эти годы так и не научился ненавидеть ее… И, наверное, не научится никогда.

В квартире играл блюз, а за окнами шел дождь и кружилась листва.


За собой он оставил только пятничное шоу. В сотворении иллюзий никто не мог переплюнуть великого маэстро. Ведь то, что творил он, — как писали газеты, — было настоящим волшебством. МакНиллон всегда улыбался, когда читал такие статьи. Вот и сейчас, в антракте, он сидел в своей гримерной и наслаждался очередной рецензией.

Она вошла бесшумно, как кошка. А когда он обернулся на шорох, обдала прохладой зеленых глаз, и, улыбнувшись, похитила сердце.
Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга, не в силах что-либо сказать. А потом она заговорила — ее голос завораживал и обещал неземное наслаждение.

— Ах, простите, я, наверное, не вовремя. И, должно быть, нарушаю ваш распорядок, — выдохнула она. А Грегори не мог оторвать взгляда от этих губ. Но все-таки сообразил, что следует что-то ответить. И, проклиная собственную суетливость, поспешил заверить свою посетительницу:

— О, что вы… Нет… Я очень рад… — получилось сумбурно и неубедительно. Она улыбнулась и присела на краешек стула. Расстегнула сумочку, достала сигареты.

— Вы позволите? — спросила она, и Грегори не упустил возможности щегольнуть дорогой зажигалкой.

— Что привело вас в скромную обитель фокусника, миледи?

— Желание узнать — настоящий ли вы или тоже — видение, — усмехнулась она, выпустив колечко дыма.

— И как, довольны?

— Более чем, — она рассматривала его так, словно он был манекеном в модном магазине. — Я — Чарити МакКензи, баронесса, вдова.

— Что угодно, мадам? — Грегори прижался губами к маленькой нежной руке.

— Иллюзию, маэстро, — улыбнулась она. — А что еще может пожелать скучающая аристократка?

— Все что угодно, — ответил он. — Хотите звезду? — Грегори завел руку за спину, что-то пробормотал, а потом раскрыл ладонь. Звездочка была хоть и крошечной, но очень яркой и даже обжигала.

Глаза Чарити загорелись.

— О, да вы настоящий волшебник!

Он наклонился к ней, оперся руками о спинку стула и прошептал в хорошенькое ушко:

— Тсс, это наш секрет.

Теперь они были совсем близко, смотрели глаза в глаза, и от запаха ее духов у Грегори начиналось головокружение. Он поспешил отстраниться.

— А если серьезно, — он постарался, чтобы тон был максимально деловым, — зачем вы пришли?

— Я же сказала — мне скучно, — Чарити капризно надула губки. — И мы с подругами решили устроить вечеринку. Но не обычную вечеринку, хочется опасности и тьмы, — сказала она таинственным шепотом. — Мы – богатые, избалованные девчонки, — арендовали один полуразрушенный замок. Главное действо должно развернуться там. Вы поможете нам, маэстро?

«Ради вас — хоть на эшафот, мадам», — подумал МакНиллон. Но ответил просто:

— Разумеется.

— Вот и славно, — поднялась она. — Мне пора. Вот моя визитка, позвоните, обсудим детали. И упорхнула, оставив после себя лишь этот головокружительный аромат.

Грегори стоял и глупо улыбался. Ассистенту пришлось два раза повторить, что перерыв закончен и пора на сцену.

[crazy belka28]

И уже утром в субботу он вылетел в Керкуолл. От аэропорта до города добрался на такси. Был уже полдень: колокола собора Святого Магнуса звонили к обедне. Он арендовал машину, купил букет белых роз у озябшей старушки-цветочницы и карту острова у разносчика газет. Моросил дождь. Клубились серые тучи. Но в душе у Грегори было светло и солнечно. Он отъехал всего на пару миль от города, когда изменилась и погода. Выглянуло и начало припекать солнце. А тучи превратились в белые барашки облаков. МакНиллон отметил эту странную погодную аномалию, но не придал этому значения. Дорога свернула в редкий лесок, пропетляла и … закончилась. Грегори ничего не мог понять. Если верить карте — никакого леса здесь не было и в помине. Обычная проселочная дорога. Но еще больше он удивился, когда заметил на дорожной насыпи большую черную кошку, которая немигающими прозрачно-зелеными глазами пристально смотрела на него. Грегори вышел из машины и позвал кошку. Она встала, гибко потянулась и двинулась вперед, но не к нему, а от него. Затем остановилась, словно для того, чтобы проверить — идет ли он за ней. МакНилллон немного поколебался — не хотелось оставлять цветы — и все-таки направился следом. Кошка бежала довольно быстро и больше не останавливалась, пока и вовсе не скрылась из виду. Жара усиливалась, и вот уже реальность расплылась в знойном мареве. Никакого жилья видно не было. Грегори уже начал паниковать, как вдруг перед ним, будто из-под земли, вырос двухэтажный каменный дом, окруженный уютным двориком.

Чарити ждала его на крыльце. На ней было легкомысленное шелковое платьице, изящная шляпка. Маленькие ступни прятались в мягкие белые туфельки. И вся она была легкость и волшебство.

— Ну, вот и вы, а я уже заждалась, — она сбежала по ступенькам и бросилась ему на шею.

Грегори был ошарашен таким поведением женщины. А она, казалось, нисколько не смущалась.

— Идемте в дом, сегодня душно, а там хоть какая-то прохлада, — она взяла мужчину за руку и повела за собой.

Ее дом был уютно и с большим вкусом обставлен. Здесь и вправду было прохладно и хотелось расслабиться. Ароматный чай и воздушные пирожные, которые принесли молчаливые слуги, усыпили тревогу. Грегори казалось, что он знает эту невероятную женщину уже очень давно. Они запросто перешли на «ты» и на светскую болтовню о пустяках. Вскоре к чаю добавилось вино и закуски, а разговор перетек в другое русло.

— Тебе нужна женщина, Грегори, — Чарити опустилась на ручку кресла, в котором он сидел. — Ты должен забыть о той девушке из твоего поселка, — МакНиллон даже подавился вином: он ничего не рассказывал ей о Минерве! — Ты ведь устал от этих снов, что тревожат тебя каждую ночь, не так ли? — жарко прошептала она, приблизив свое лицо к нему. И Грегори увидел, что у нее вертикальные зрачки, как у змеи или у кошки. Она отметила его замешательство и рассмеялась. Но это был уже не тот серебристый смех, который заставлял его сердце бешено колотиться, нет, ее смех был клокочущим, гортанным, первобытным. Неожиданно она поднялась и, встав прямо перед ним, стянула через голову платье. Ее тело было совершенным, зовущим, но мужчину сковал ужас. Сил хватило только спросить:

— Кто ты?

Она рассмеялась еще громче и гаже.

— А ты так и не понял, — она села на корточки и стала гладить его ноги. — У меня много имен, но одно лицо. Я та, что вечно рожает себя и никогда не умирает. Я — мать и дочь. Я та, присягнув которой однажды, уже нельзя отречься. Я — твой рок, я — твоя похоть и тьма, — говоря это, она медленно поднималась вверх, будто ползла по его телу. И сейчас их лица были на одном уровне. Неожиданно длинные черные волосы Чарити превратились в змей и опутали его с ног до головы… И тогда пришло понимание:

— Исаис?..

Она расхохоталась. От ее смеха дрожали хрустальные подвески люстры и стекла в окнах. Тело ее менялось на глазах: кожа почернела, великолепные груди обвисли, нежное лицо превратилось в отвратительную морду, вместо ровных жемчужных зубов изо рта высунулись длинные острые клыки… Грегори вжался в кресло, тщетно пытаясь избавиться от обвивавших его змей.

— Да, я — Исаис, и сегодня ты — мой Жених, — ужасное лицо приблизились, и она впилась в его губы жадным поцелуем. Сознание померкло…



Очнулся он в машине. В окно барабанил дождь. Голова была тяжелой. Грегори оглядел себя: волосы растрепаны, одежда изорвана, глаза воспалены. Вокруг валялись скомканные и поникшие розы. Почему-то — красные. Он стал собирать их и выбрасывать вон, когда наткнулся на записку: «Я скоро вернусь. Твоя Чарити».

Грегори плохо помнил, как добрался до Эдинбурга.

И там друзья заметили, что балагура и весельчака Грэга будто подменили. Этот МакНиллон — мрачный и замкнутый — отталкивал от себя людей. Впрочем, он и не рвался с кем-то общаться. Он напряженно ждал. Разумеется, он навел справки: никакой Чарити МакКенззи никогда не было. А телефон, указанный в ее визитке, больше никогда не отвечал. Да и сама карточка через несколько дней исчезла, будто и не существовала вовсе.



Она вернулась утром первого мая. Сначала Грегори решил, что детский плач ему снится. Но крик младенца становился все отчетливее и назойливее. Пришлось идти и проверять, что там происходит. На лестничной площадке у двери его квартиры стояла колыбелька с новорожденным. Никого рядом не было. МакНиллон бережно взял ребенка на руки, умудрился подцепить и втащить в коридор колыбельку. Девочка, а это была девочка, сразу успокоилась и смотрела на него сейчас из пены пеленок своими большими зелеными глазенками.

— Ну, здравствуй, — сказал Грегори, прижав дитя к груди. — Я назову тебя Мередит, в честь моей милой тетушки. И может это светлое имя заглушит тьму в твоей душе, доченька.

Малышка улыбнулась ему. Сердце мужчины захлестнула нежность.

[crazy belka28]

Глава 5. Исповедь инквизитора

Гордый нрав и взгляд сверху вниз, не иначе:
Посмотреть, как народ то ликует, то плачет.
Тексты святые можно иначе читать,
Если действительно кем-то пытаешься стать.

Я же молился, в молитве теряя себя,
Но только Дева Мария склонялась, скорбя.
Я – сам господь на земле, не порок, а пророк,
И господь очень часто бывает жесток.

Возгорятся костры, как зажгутся сердца,
Не дождется мать мужа, а дети – отца.
Пусть кто хочет – придет, я дам слугам и кров, и мораль,
Никогда тех, кто вере служил, не поглотит печаль.

Не кричите: "Жесток", не зовите убийцей меня.
Я спасаю их души в преддверии судного дня.
Пусть кричат, изгибаясь в огне – это просто так надо.
Я ваш пастырь. Мне имя – Фома Торквемада....
Руднева Моргана
«Исповедь инквизитора»

Воскресение, 20 апреля, 200* год

Была досада: на себя — что так глупо сорвался; на нее — за то, что в сегодняшнем дне её слишком много; на мальчишку, написавшего сочинение, которое взбесило её.

Эмоции. Это хорошо. Слишком давно — уже несколько лет — у него не было эмоций. Никаких. Только холод и пустота. И обязательства. И часы на стене.

Эмоции греют.

Северус швырнул на стол пергамент Найджела, достал с полки антипохмельное зелье и, поморщившись, залпом осушил флакончик. Нужно было протрезветь окончательно. Этот безумный день уже почти угас, а сюрпризы еще оставались. И один из них — свиток, исписанный нервным юношеским почерком — он сейчас гипнотизировал взглядом. Словно какая-то сила мешала протянуть руку, останавливала, предупреждала.

Страх? С какой стати? Любопытно даже. Он прочтет, — в конце концов, много времени это не отнимет, — и отправится в гостиную Слизерина — выяснять, кто убил детеныша единорога. И, зажав пальцами верхний край свитка, профессор все-таки развернул пергамент Найджела.

«Я не стал примерять маски, как другие. Моя маска — всегда со мной. Но это не маска, а моя истинная сущность, мое призвание, моя миссия. Я — Инквизитор. А кто лучше инквизитора может распознать ведьму?»

Северус перевел взгляд на тему сочинения — «Как магглу распознать мага?». Что ж, у мисс Грейнджер и впрямь нестандартный подход к преподаванию! А парень — не промах, точно подметил. Хотя довольно странная самоидентификация для волшебника.

«“Колдун” и “ведьма” — это не профессия и не социальный статус, это — причастность к Силе, к Первичной магии. Но природа распорядилась так, что именно у женщины — не важно, маггла она или колдунья, — эта причастность наиболее сильна. Каждая женщина рождается с тайной: силой созидания, очарования и магнетизма. Эта сила естественна и столь же природна, как и сила земли. Потому-то женщины и могут — взглядом, взмахом ресниц, поворотом головы. — лишить рассудка даже самого могущественного мага. Их магия иного плана, и только инквизитор может противостоять этому наваждению. Потому что он знает, что каждая женщина суть сосуд. А любой сосуд, как известно, тяготеет к наполнению».

Неплохо. Нужно будет пересмотреть его отметки по Продвинутой Алхимии. И сразу видно — не зря мальчишка столько времени просиживает в библиотеке и листает книги (он сам выдал ему разрешение) из Запретной секции.

«Люди уже давно спутали понятия “волшебница” и “ведьма”. А между тем это принципиально разные магические сущности. И рознит их то самое “наполнение”, определяющее цель магии для каждой из них. Если интересы женщины совпадают с интересами тех, на кого она магическим образом влияет (или вообще специально ни на кого не влияет, а просто развивает себя), то она — волшебница. Такие весьма полезны обществу, но их, увы, меньшинство. Большинство же стремится подмять других (особенно, мужчин) под себя, используя свой магический потенциал. Именно эти женщины, играющие судьбами и жизнями, и есть ведьмы. И именно они — главная забота инквизитора».

Конечно, довольно шовинистически, но, по сути, — верно. Понятно, что вам это не понравилось, мисс Прадолюбка! Но не вы ли сами водите ребят в эти маггловские Интернет-кафе и учите пользоваться глобальной сетью? Игнорируете замечания коллег, считаете, что вам лучше известно, что нужно знать современному волшебнику? Ну что ж, дорогая, пожинайте плоды трудов ваших и не жалуйтесь! Снейп нехорошо улыбнулся и вернулся к эссе. Вот уж он не думал, что читать студенческие опусы — так занимально.

«О, Средние века были изобретательны на способы распознавания, и главным, конечно, были пытки. Симфония боли и страдания освобождала разум женщины, позволяла ее палачу, ее мучителю увидеть то зло, что затаилось на дне женской души. Корчась под раскаленными щипцами, выворачиваясь на дыбе, плача на позорной скамье кровавыми слезами, колдунья теряла власть над собой и раскрывалась перед инквизитором полностью, отдавала ему свои тайны и коды. И не было для нее другой награды за откровенность, кроме благословенной смерти на костре, которой милостиво одаривал ее в завершение всех мук мужчина-хозяин. Времена меняются, и сейчас тот, кто с гордостью называет себя Инквизитором, должен измыслить новые способы распознавания ведьмовства. Ведь общество наше не допустит более пыток. Изощренные инструменты боли, призванные сорвать с ведьмы ее покровы, стали прерогативой маньяков. Поэтому-то я, Великий Инквизитор, расскажу тебе, читающему мои строки, как современный инквизитор должен обращаться с современной ведьмой…»

[crazy belka28]

Снейп вновь отложил пергамент, чтобы привести мысли в порядок. Надо же. Этот шельмец, Найджел, действительно талантлив, но до чего же нагл! Что это — издевательство над неопытной учительницей, или же искренняя исповедь искаженного гордыней незрелого сознания? Великий Инквизитор — дерзкое заявление даже для слизеринца. Северус вспомнил себя в молодости и своих однокурсников, превозносивших чистоту крови и способности учеников Змеиного факультета. Гордые, интересующиеся Темными искусствами… Но ни один из них не пытался поставить себя в один ряд с Великим Инквизитором…Тонкие пальцы сжали виски: эти строки одновременно волновали и завораживали, словно песнь шамана перед жертвоприношением. Зельевар снова принялся за чтение.

«Во-первых, заподозрив в своем окружении ведьму, ты должен внимательно к ней приглядеться: совершенно неосознанно (так как она сама может не подозревать о своем союзе с дьявольскими силами) женщина-ведьма принимает вполне определенный и отличительный образ. Ее глаза темны и глубоки, даже если они зеленые или серые. А карие — золотятся лукавством. Кожа нежна и бела, она совсем не требует косметики. Ведьма выбирает одежду темных тонов, а более всего любит черный цвет и серебряные украшения. Она стремится одеваться изысканно и неброско, но ее потаенная чувственность все равно рвется наружу, поэтому в любой, даже самой простой и незамысловатой одежде ведьма будет выглядеть соблазнительно, ткань будто льнет к ее телу, обрисовывая все его горячие изгибы…».

Здесь Северус вынужден был остановиться, так как живое воображение сразу нарисовало Гермиону Грейнджер (да когда же она оставит в покое его мысли! Салазар подери этот алкоголь!) в ее скромной черной мантии и темной длинной юбке. Профессор вспомнил, как вздымалась под плотной материей грудь возмущенной девушки, когда они столкнулись в коридоре, как его руки почувствовали жар, исходящий от ее кожи и ощутили женственную округлость девичьего стана. И ему стало не по себе. Конечно, мисс Грейнджер — ведьма, иначе ее не было бы здесь, в Хогвартсе. Но в ней была и другая магическая сила, та предвечная сила женщины, о которой столь притягательно писал Найджел Ниллон. Черные глаза мужчины вновь приникли к строчкам.

«И вот ты осмотрел ее с головы до ног и уже почти уверен, что перед тобой невеста Дьявола. Теперь пришло время использовать основное орудие истины, доступное современному Инквизитору. Ты уже догадался? Да, ныне не боль, а наслаждение должно стать твоим разящим мечом. Овладей этой женщиной, тогда ты сможешь проникнуть не только в ее тело, но и в потаенные уголки ее разума. Соблазнить ее нетрудно, если ты достаточно мужествен — она сразу почувствует слабака и откажет ему, но настоящий самец станет для ведьмы желанной добычей. Ведь она так любит секс — великолепный, изнурительный секс! Я, Инквизитор, заявляю: ты в любом случае не проиграешь, будь то ведьма или просто развратная девка. Но только с ведьмой ты получишь ни с чем не сравнимое удовольствие. Однако будь осторожен — не один мужчина погиб как личность, став верным рабом ведьмы после одного соития с ней. А ты должен быть горяч снаружи, но холоден и рассудителен в душе — в минуты страсти тебе придется следить за ее реакцией, чтобы разоблачить колдунью».

Снейп рванул тесный воротник своей мантии — воздуха не хватало. Этот юнец писал о таких вещах как знаток, сразу было видно — у него есть опыт. С удивлением профессор поймал себя на том, что завидует молодому слизеринцу… О, если бы испытать то порочное и сладкое, что обещал этот змей-искуситель. Если бы почувствовать свою власть над беззащитным телом и разумом молодой ведьмы! Вернулась фантазия, пережитая днем в пьяном тумане: он, властный и неутомимый, и она — хрупкая и доверчивая, с широко раскрытыми карими глазами и разметавшимися по зеленым простыням каштановыми волосами … Северус ощутил, как пересохло у него во рту от желания прямо сейчас бросить Гермиону Грейнджер на кровать и проникнуть в нее со всем неистовством, на которое он только способен.

«Ты сразу поймешь, что имеешь дело с необычной женщиной, как только останешься с ней наедине. Ее глаза горят ненормальной страстью. Пусть даже она всегда внешне строга и недоступна, но неуемное желание — ее суть, и она часто страдает от этого в минуты одиночества. Ласкай это благодарное тело, и ты ощутишь, как под твоими пальцами наливается оно горячей кровью. Вся она — зона эротической катастрофы. Ты видел когда-нибудь, как от возбуждения женщина изливается подобно водопаду? Если нет, значит — ты еще ни разу не обладал ведьмой…»

О Мерлин, что с ним происходит? Этот жар, эта давно позабытая распирающая тяжесть в паху… и мучительные картины страсти мелькают перед полузакрытыми глазами. Надо бы остановиться, но он так истосковался по жизни, а ведь сейчас ему по-настоящему тепло, и нет никакой возможности прекратить чтение.

«Входи в нее безжалостно, только нестерпимое наслаждение откроет тебе ее, превратит тебя в ее хозяина. И знай: ты нашел ее, истинную ведьму, носительницу таинственной, непостижимой женской магии, когда она начнет извиваться под тобой, как змея, будет сжимать тебя изнутри своей плотью, ее когти, пусть даже скромно и коротко остриженные, вопьются тебе в спину или руки и оставят кровавые следы, причиняя жгучую боль и жгучее удовольствие. А когда она в очередной раз изнеможет, ее стоны превратятся в утробное рычание, дыхание будет клокотать в груди так, что тебе станет страшно. И главный отличительный признак — руководствуйся им, и никогда не спутаешь обычную нимфоманку с ведьмой — твоя ведьма никогда не будет встречать оргазм с закрытыми глазами, как делают все женщины мира. Нет, в момент наивысшего мучительного наслаждения она распахнет свои глаза и устремит их на твое лицо, и тогда ты увидишь в их недрах Тьму — Великую Тьму… И пеняй на себя, если задержишь надолго свой взгляд в этой бездне: она завладеет твоей душой. И тогда она, обессиленная, будет тихонько ласкать тебя, уже празднуя наедине со своей дьявольской сущностью очередную победу. Будь тверд, Инквизитор! Не дай ведьме околдовать себя, и ты сможешь использовать ее в своих целях…»

На этом месте профессор выпустил пергамент из дрожащей руки. Предметы в комнате расплывались перед глазами, бешеный стук сердца гулким молотом отдавался в голове. Северус понял: если бы сейчас мисс Грейнджер оказалась рядом с ним, то он не смог бы совладать с тем зверем, что пробудился у него внутри под действием этих искусительных строк. Плевать на то, что эссе какого-то юнца оказало такое влияние на его давно замерзшую душу. Этот мальчишка будет наказан, так как ни один ученик не смеет обладать столь разрушительным знанием. Но как же благодарен был Северус наглецу за это сочинение, а профессору маггловедения — за решение пожаловаться ему. Не сложись так обстоятельства, не было бы и этого бурлящего потока жизни, в котором купался сейчас профессор…

[crazy belka28]

А искупаться — это действительно мысль. И чем холоднее будет вода, тем лучше. Самое интересное, что все озарения посещали его в самых неподходящих местах, в душе, например. Как-то неожиданно события сегодняшнего сумасшедшего дня сложились во вполне целостную картину: подростки-сатанисты, возглавляемые неким Торквемадой, шарф в цветах Слизерина на одном из убийц единорога, Найджел Ниллон со своим странным сочинением… Снейп, как на метле, вылетел из-под душа, оделся с помощью заклинания, чтобы не тратить лишнего времени.


Когда декан Слизерина ворвался в гостиную своего факультета, студенты повскакивали с мест. Он, конечно, при любых обстоятельствах стоял за свой дом горой и никогда не давал их в обиду, но, тем не менее, ученики побаивались его — слишком уж темным было прошлое их профессора. Вот и сейчас от вида этих шальных, пылающих глаз по спинам ребят пробежал озноб. Пронзительный сканирующий взгляд ощупал все уголки комнаты.

— Где Ниллон? — ребята переглянулись. Вперед вышел невысокий хилый подросток — староста факультета.

Все так же испуганно глядя на зельевара, он, наконец, выдавил из себя слова:

— Он ушел, еще утром, куда — не сказал, — мальчишку трясло.

— Появится — немедленно ко мне, в любое время дня и ночи, понятно? — староста кивнул.

В подземелья Снейп возвращался еще более взвинченным. Отдыхать сегодня не придется. И словно в подтверждение его мыслей перед ним появился домовой эльф:

— Директор вас искала! — пискнуло существо. — Вас не было в кабинете, и она отправила на поиски Твинки, Твинки нашел вас. Поспешите, директор сказала, что прибыли авроры.

Перехватив взгляд Мастера Зелий, существо поспешило ретироваться — хотелось еще пожить. Снейп крутнулся и, вспомнив Мерлина и его родственников не самыми лестными словами, отправился в кабинет МакГонагалл.

[crazy belka28]

Глава 6. Like mother, like daughter ¹¹

Мои надежды на мели.
Не повезло.
Я попыталась разделить
Добро и зло.
Один размеренный бросок.
Всего один.
Дрожит в ночи стрела весов.
Что победит?
Я разрываюсь между дном
И высотой.
Течет янтарное вино
В бокал пустой.
– Испей до дна, – бормочет мне
На ухо ложь.
– Вестимо, истина в вине,
И все поймешь.
Беру бокал. Рука дрожит.
Вино, как сок...
Как безрассудно верить лжи!
Стрела весов
То вверх, то вниз. Сменяет мглу
Слепящий день.
Непросто истину в иглу
Сомненья вдеть!
Добро и зло почти равны.
Вдвоем всегда.
Две равнозначных стороны –
Одна медаль.
Декабрина
«Мои надежды на мели»

За двадцать три года до описываемых событий

Мередит росла хрупкой и болезненной, и Грегори буквально трясся над ней. Дочь была его единственной отдушиной и его главной болью. Порой снилось, что, склоняясь на детской кроваткой, он видит не прелестного ребенка, а чудовище со змеями вместо волос. Он боялся тьмы в ней, ибо не знал, как этому противостоять. И в такие минуты внутреннего смятения он вспоминал наставления деда — преданного слуги Черной Богини. «Запомни, — звучал в голове его каркающий голос, — наша богиня — суть Душа Мира. И она учит нас тому, что нет Света и Тьмы, Красоты и Уродства, ибо все это едино и неделимо. Не пытайся победить Тьму, ибо можешь погасить Свет». И Грегори не пытался. Он лишь глубже погружался в культ, стараясь постичь все его тайны.

Постепенно шоу Грегори превращались в подлинные мистерии и собирали все большие аудитории. Увлеченная теософией и мистицизмом, тантрикой и эзотерикой, молодежь скупала билеты на его выступления на месяц вперед. Они приходили не просто посмотреть на чудеса, они жаждали метафизических откровений, прозрений, доказательств существования потустороннего. Но, как любой актер, умеющий тонко манипулировать настроениями толпы, он лишь приоткрывал завесу тайны, чем еще больше распалял интерес к неизведанному.

Мередит всегда наблюдала за отцом из-за кулис. Ее завораживала магия — отцовская и театра. Ведь самой ей волшебство было недоступно. Вначале Грегори этот факт очень огорчал: все-таки он принадлежал к древнему магическому роду, в котором даже полукровок не было. А потом решил, что так даже лучше — вырастет среди таких же, как она. Ему же меньше проблем — не придется противостоять налетам хогвартских письмоносиц, как пришлось его отцу и деду. Так легче быть вдалеке от проблем магического мира, где, как он слышал, сейчас бушевала война.

Но Мередит такое положение вещей — невозможность ворожить — явно не устраивало. Глядя на то, как колдует Грегори, она тоже хотела приобщиться к магии и познать силу заклятий. Но, увы, сколько бы она потом не копировала движения и слова отца, у нее ровным счетом ничего не получалось. Девочку это несказанно бесило. Она срывала зло на отце.

Так было и в тот раз.

— Это все ты виноват! — топала ножкой девчушка. — Ты злой и нехороший, поэтому мама от тебя и ушла. — Грегори напрягался и бледнел. — У всех моих одноклассников есть мамы, только у меня одной нет. Это ты виноват, ты так наколдовал!

Он не выдерживал, хватал ее за плечи, тряс, как тряпичную куклу, и требовал, чтобы она больше никогда так не говорила. И наталкивался на холодное презрение в светло-зеленых глазах дочери. После таких срывов они подолгу не разговаривали. Но никогда не могли дуться друг на друга весь день: уже через несколько часов воцарялся мир. Восстанавливал его, конечно же, Грегори.

Купив дорогую игрушку — куклу в роскошном платье, – он вошел в ее спальню и присел на край кровати, где, отвернувшись к стене, всхлипывала Мередит.

— Принцесса, посмотри, что у меня есть. — И любопытство одержало верх. Похныкав еще несколько минут, дабы закрепить эффект, девочка повернулась и, заметив в руках отца гостинец, быстро сменила гнев на милость и забралась к нему на колени.

— Спасибо, папочка, и прости меня, — прошептала она, пристроив голову у него на груди и прижав к себе долгожданную Пэгги. — Я так хочу научиться колдовать.

— Девочка, не все умеют это делать, так распорядилась природа. Но есть на свете масса вещей, которые еще лучше колдовства.

— Какие? — она задрала вверх пытливую мордашку. Отец улыбнулся.

— Кино, например. Ты ведь любишь кино?

— Да, очень. А почему ты спрашиваешь, мы пойдем в кино?

— Лучше, — лукаво произнес отец.

— Ну, говори же, — она уже выбралась из его объятий и сейчас приплясывала на месте от нетерпения.

— Один мой друг, режиссер, — спокойным голосом проговорил Грегори, — сказал, что ему нужна красивая и очень талантливая девочка для того, чтобы сыграть маленькую фею в его новом фильме. И я ему ответил, что знаю такую девочку, — он посмотрел на дочь. Та взвизгнула и бросилась ему на шею.
— Папочка! Я буду играть! В кино! — Грегори был счастлив. Он знал, что его малышка, выросшая за кулисами, мечтала стать актрисой. И он приложил все усилия, чтобы мечта его принцессы сбылась.

Насыщенная съемочная жизнь и рано пришедшая слава вполне компенсировали отсутствие магии. И развратили.

________________________________________________

¹¹ Какова мать, такова и дочь. Лит.: Какова матка, таковы и детки. Яблоко от яблони далеко не падает.

_________________________________________________

[crazy belka28]

~ *~*~*~

Вот уже второй час он терзал телефон. Он, конечно, не знал всех ее друзей — Мередит не слишком спешила посвящать отца в свою звездную жизнь. Она жила в постоянном угаре брифингов и пресс-конференций, вечеринок и фотосессий, забывала о том, когда у него день рождения, и даже на Рождество не всегда оставалась дома. Дурная — материна — кровь давала о себе знать. Вот и сейчас она ушла справлять свое восемнадцатилетие в ночной клуб, пообещала вернуться в шесть, но не вернулась ни в восемь, ни в десять. Друзья, отдыхавшие с нею, уже давно были дома, и куда она ушла, не знали. В полицию Грегори звонить пока не решался: сразу же налетят папарацци, и расхлебывай потом всякие сплетни и домыслы.

Мужчина потер виски и откинулся в кресле. «Мередит, дочка, ответь». Но их ментальная связь прервалась уже давно: Ред просто перестала чувствовать своего отца. Мамина дочка.

Его отвлек шум у двери — недавно они переехали в собственный дом (его купила Мередит, которая сейчас зарабатывала больше отца) в Инглистоне, предместье Эдинбурга. Потом донесся крик горничной и причитания дворецкого. Грегори вихрем вылетел из кабинета.

Слуги, поддерживая Мередит, помогали ей добраться до дивана. На девушку было страшно смотреть: одежда разорвана, волосы взлохмачены, косметика размазана по лицу, а само лицо — в ссадинах и кровоподтеках.

— Папа, — она перевела взгляд на Грегори, зеленые глаза еще хранили следы боли и унижения, — папа, только пусть журналисты ничего не узнают, — она лишилась чувств и не слышала, как мужчина, сжав кулаки, произнес:

— Никто не узнает, девочка. Но они ответят мне за это. — Затем скомандовал: — Отнесите ее в комнату и позвоните мистеру Гимли, он знает цену врачебной тайне.


Эти одежды он не надевал со времен участия в мистериях в честь Черной Богини. Но сейчас они пришлись весьма кстати, особенно древние амулеты рода МакНиллонов. Последней он извлек из сундука фигурку Исаис. Установив ее на столе, Грегори воздел руки вверх и воззвал:

— Магия рода, снизойди на сына своего, ибо сейчас я нуждаюсь в тебе. Исаис, помоги мне, ибо дочь твоя — твое воплощение — в страдании и болезни, — он еще долго повторял слова старинного обряда, не заметив, как перешел с шотландского на гаэльский. И древние силы его услышали. Кокон золотистых и алых искр окружил колдуна, казалось, воздух в комнате до звона насыщен магией.

Он оторвался от пола и прикрыл глаза: исчезали стены, улицы и дома летели на него, чтобы расступиться и показать свое нутро. Мир стал прозрачным насквозь, и ни одна живая душа не могла укрыться от сканирующего чародея. Он нашел их — они все еще смаковали содеянное. Злорадная ухмылка искривила губы Грегори.


Когда посреди помещения, на полу которого еще алели пятна крови, возник человек в развевающихся черных одеждах, «быки» сначала даже не обратили внимания — настолько они были увлечены разговором.

— А клево мы эту сучку отымели, — ухмыльнулся бритый перекачанный амбал в красной майке и грязных джинсах. — Как она орала! До сих пор в ушах звенит.

Его кореша гыгыкнули и стали в деталях вспоминать произошедшее. Грегори ждал, пока ярость достигнет предела. Но слушать о том, как эти ублюдки унижали и насиловали его Мередит, он больше не мог. Маг проговорил несколько слов, и двое детин схватились за свои бычьи шеи. Только сейчас они заметили незнакомца. Третий, пока еще не опутанный заклинанием, потянулся за битой. Однако та словно взбесилась и обрушила удары на него же.

— Вам нравится боль, — голос чародея звенел, отражаясь от стен ангара. — Сейчас вы сможете насладиться ей сполна. — Это была лучшая его иллюзия.
Он уже оглох от их криков. И поэтому после того, как насильники, обливаясь слезами, оскопили друг друга, ушел, чтобы не видеть, как корчатся эти ничтожества.


А через девять месяцев Мередит родила девочку. И пока молодая мать приходила в себя в одной из лучших клиник Эдинбурга, Грегори, взяв на руки малышку, любовался ее нежным личиком. Девочка посапывала в теплых объятиях деда, совсем крошечная по сравнению с ним.

— Я назову тебя Гвендолин ¹², и ты будешь играть мужчинами, как шахматными фигурами. Ни один из них не причинит тебе зла. Ты станешь коварнейшей из ведьм. Ведь только теперь ты вернулась по-настоящему, Чарити-Исаис.

Девочка внимательно рассматривала его своими изумрудными глазками, будто понимала каждое слово.


Мередит таяла. Словно все, для чего она пришла в этот мир, — дать жизнь Гвендолин. Вернее, перелить себя в нее. Ред больше ничто не интересовало — она ушла из кинематографа, не заходила к дочери и бродила по дому бледной тенью. Грегори с тоской смотрел на свою дочь. Казалось, что Гвендолин выпила ее душу, как суккуб. И колдун с горечью осознал, что с этой бедой ему не справиться. Мередит нужен целитель, но особый целитель — маг, знающий женскую — колдовскую по своей сути — природу. Грегори нанял нянюшек: присматривать за внучкой, а сам с дочерью направился в родные края — там еще водились знахари, в большинстве своем — виккиниане, умевшие исцелять редкие болезни.

________________________________________________

¹² Гвендолаи, Гвендолайн — одна из богинь кельтского пантеона. Ее атрибутом считалась Шахматная доска, или Доска жизни. И в шахматных партиях, которые устраивала Гвендолаи, решались судьбой людей, государств и даже богов. Людские миры – лишь пешки на шахматной доске Гвендолаи.

_____________________________________

[crazy belka28]

Замок на холме за эти годы обветшал и осунулся, словно проплакавшая все глаза женщина. Так всегда случалось с домами волшебников, когда уходил глава рода. Брошенные, они предпочитали лучше тихо умереть, чем перейти к другому хозяину. А если вдруг и появлялся новый владелец — то тут уж приведения, боггарты и прочая домашняя нечисть старались на славу: новые жильцы, как правило, покидали такие строения в спешке и никогда больше не возвращались. А дом оставался ждать. Если потребуется, столетья. Зато своего он чувствовал безошибочно — каждым камнем, каждой песчинкой фундамента. И ликовал, как пес, за которым все-таки вернулись. Вот и сейчас, когда Грегори МакНиллон ступал по гулким анфиладам комнат, старина Эйлеан Дайн улыбался во все окна и широко распахивал перед хозяином двери. Робкая девушка тоже была признана своей и обласкана: там ветерок задул на нее штору, там нежно и почтительно коснулся руки гобелен, там лестница поспешила подставить ступеньку. Родовая магия, которой были пропитаны сами стены этого замка, нежно окутывала ее золотым светом настоянной в веках любви.

Радовались появлению хозяев и домовики, которые все эти годы так же преданно ждали. Они буквально путались под ногами, плакали от умиления и жаждали указаний.

Мередит смотрела на этих существ со смесью ужаса и любопытства.

— Папа, что это за место? — впервые за много месяцев ее глаза оживленно горели. — И что это за создания? Они на инопланетян похожи.

— Это — домовые эльфы, лучшей прислуги волшебнику не найти, — демонстрируя это, пара пучеглазых созданий бросилась счищать пыль с одежды Грегори и лакировать его ботинки. Магу хотелось смеяться, как маленькому. — А это, — сказал он, обведя рукой пространство залы, — дом детства и старости, любви и потерь, радости и боли, это — наш родовой замок Эйлеан Дайн.

— Настоящий волшебный замок! — Мередит сияла, а в ее нежном голосе слышался восторг.

— Настоящий, — улыбнулся Грегори и притянул ее к себе. Но счастье горчило: жгучая вина разъедала душу — вместо подлинного волшебства он отравил ее детство иллюзией чуда. — Сейчас ты посмотришь свою комнату, разложишь вещи, и мы пойдем к морю. Согласна?

— Да, — провизжала от радости Мередит и вихрем взлетела по лестнице — обустраиваться в своей комнате.

— Прости, девочка, — глядя ей вслед, чуть слышно произнес маг.


Она легко перепрыгивала с камня на камень: хрупкая, темноволосая, в голубом. И в сердце Грегори въедалась тоска. Тот день, когда все изменилось, вставал перед глазами во всех подробностях: особенно – улыбка и гнев Минервы. Он никогда не думал, что у него могло прихватить сердце. А вот сейчас — пришлось прислониться к утесу и рвануть воротник рубашки.

Мередит, любовавшаяся морем, обернулась, почувствовав неладное, и заметила, как отец медленно опускается на гальку пляжа. Секунда потребовалась, чтобы оказаться рядом.

— Папа, папочка, что с тобой? — она пыталась усадить мужчину, но он был слишком крупный и тяжелый. — О, господи! Помогите! Есть тут хоть кто-нибудь! — начиналась истерика.

Мередит не увидела, откуда он появился. Молодой человек опустился на колени, пощупал пульс, перевел на нее взгляд — и утонул в зеленом омуте.
— Я колдомедик, ему срочно нужна помощь. Где вы живете? Мы отлевитируем его к вам домой, — Мередит мало что поняла из этой речи, но все-таки кивнула на видневшийся неподалеку замок.

— Не может быть! — пробормотал молодой человек. Но, быстро сообразив, что сейчас не время для подобных возгласов, достал из кармана какой-то странный предмет и проговорил несколько слов на латыни — Грегори поднялся в воздух.

Мередит смотрела на эти манипуляции расширившимися глазами. Она видела, как колдовал отец, но он вершил магию на потеху толпе, и то волшебство было не настоящим. А здесь — все без обмана. Ей самой было впору хвататься за сердце. Но она не стала еще больше пугать нежданного спасителя.
Дорогой они познакомились.

— Дерек Монтгомери, — он протянул ей свою крепкую, загорелую ладонь.

— Мередит МакНиллон, — она смущенно ответила на рукопожатие.

— А это, надо полагать, ваш отец, — Дерек кивнул на плывшего по воздуху Грегори.

— Да. Вы хотите сказать — не похожи. Так все говорят. Просто я — копия мамы.

— Миссис МакНиллон ждет нас в замке? Может, послать сову, предупредить? Мой Лесли где-то тут, только свистни.

— Никого не надо предупреждать, — похолодела Мередит. — Мама умерла, когда я родилась. Отец меня один воспитывал.

— Простите, — растерялся Дерек. — Ну какой же я болван! Вечно лезу не в свое дело!

— Не извиняйтесь, я не расстроилась. Я ведь совсем не знала ее.

У Дерека словно камень с души свалился.

Они уложили Грегори на диван в гостиной. Тут же набежали эльфы — поднялся вой. Но Дерек быстренько их успокоил, объяснив, что хозяин жив. То есть, будет жив, если они немедленно не заткнутся и не принесут Сердечное и Восстанавливающие зелье.

— Что за гадость вы ему даете? — возмутилась Мередит, увидев, как Дерек при помощи домовиков вливает в рот ее отцу какую-то маслянистую бурду.

— Это всего лишь зелья, и притом, — он принюхался, — отменные! Должно быть, из замкового хранилища. Такие только викки, сведущие в древнем врачевании, готовят. Точнее, готовили. Многие рецепты уже утрачены, — закончил он с сожалением.

— Кто такие викки? — она устала от незнакомых слов.

— Вы точно дочь Грегори МакНиллона?! — с сомнением проговорил Дерек. — Неужели он, один из виккиниан, не рассказывал вам ничего об этом уникальном учении?

— Да я как-то не спрашивала, — пожала плечами Мередит. — Не очень-то надо было.

— О викках можно рассказывать очень долго. Лучше вам что-нибудь об этом прочесть, — он посмотрел на пациента: Грегори глубоко и спокойно дышал, — в замковой библиотеке наверняка есть масса информации.

Мередит надула губки:

— Я не люблю читать.

— Вы странная, — Дерек не отрывал от нее глаз. — Ваша аура свидетельствует о наличии у вас магического потенциала колоссальной силы…

— Глупости, — фыркнула она, — у меня никогда даже самые простые заклинания не выходили…

— Вот это и странно, — задумчиво протянул целитель; молодая хозяйка изменилась в лице, и он поспешил перевести разговор в другое русло: — А я могу рассчитывать на ужин?

— Безусловно, — Мередит хлопнула в ладоши — как учил отец — и отдала соответствующие распоряжения домовикам. Те радостно унеслись исполнять.
А молодые люди, дабы скоротать ожидание, перебрались на балкон, где, любуясь закатом, мило болтали о всякой чепухе.

Когда подали десерт, Дерек уже понял, что влюблен.

За этой светской беседой их и застал Грегори. Дерек тут же вскочил, рассыпался в извинениях и стал сбивчиво объяснять, как он здесь оказался.
Грегори похлопал его по плечу, чем сразу же отмел всякие сомнения:

— Да не оправдывайтесь, я вижу, вы славный малый. И нам как раз нужен целитель — Мередит больна, это не совсем обычная болезнь.
Дерек переводил взгляд с отца на дочь, не зная, радоваться или огорчаться. Предложение стать семейным доктором МакНиллонов он принял с удовольствием — как любому медику, ему хотелось побороться с тяжелой болезнью. А еще — вопреки врачебной этике — завоевать расположение пациентки.

Вроде бы ее отцу он понравился, значит, шанс есть.

Вскоре, сославшись на усталость и пожелав мужчинам приятной ночи, — Дерека оставили ночевать — Мередит ушла к себе. И тогда МакНиллон поведал Монтгомери историю своей дочери. Он, разумеется, опустил многие подробности, но и того, что услышал молодой целитель, хватило, чтобы гнев и возмущение захлестнули душу. И тут же родилось и оформилось желание — уберечь, сохранить, не позволить больше страдать. И Дерек увидел в глазах пожилого мага благодарность и поддержку.

Они еще разговаривали, когда зазвонил телефон. Дед Грегори, хоть и был колдуном до мозга костей, но маггловскими изобретениями, как другие его сородичи, не брезговал. Мужчина снял трубку. Звонили из Инглистона: их экономка срывающимся голосом сообщила, что к середине дня Гвендолин стало очень плохо, а сейчас девочка умирает…

Грегори уронил трубку.

— Мы возвращаемся, — произнес он, когда смог хотя бы дышать. — Вы с нами?

— Я же пообещал, — подтвердил свои намерения Дерек.

— Вот и хорошо. Я бужу Мередит, и мы аппарируем.

Медлить было опасно.

Замок вновь остался один.

[crazy belka28]

~ *~*~*~

Свадьба Мередит и Дерека прошла скромно, только Грегори и пара друзей в качестве приглашенных. Впрочем, невесте было все равно. С того времени, как тревожный звонок сорвал их среди ночи. Гвендолин ожила, когда мать переступила порог дома. И чем более здоровой и резвой становилась девочка, тем больше хирела женщина. Словно жизнь у них была одна на двоих. Вернее, на двоих ее как раз таки не хватало. Дерек ломал голову над этим феноменом, в то же время, пытаясь завоевать сердце Мередит и полюбить Гвендолин. Последнее было сложнее всего: еще несмышленой крохой Гвен закатывалась в плаче, стоило Дереку приблизиться к ее кроватке. После очередной такой сцены он потребовал у Грегори объяснений и рассказа о том, кем на самом деле была Чарити.

— Если бы я знал, — грустно вздохнул маг и без утайки поведал будущему зятю (Дерек тогда уже сделал предложение Мередит) историю своей неудачной любви.

— То есть, это был суккуб ¹³ , — предположил исследователь.

— Боюсь, кое-что похуже. Настоящий демон, — грустно отозвался Грегори. — Но природа примерно та же: она буквально выпила из меня силы во время акта. Я даже сознание потерял.

Дерек потер переносицу.

— Маггловская наука – генетика – говорит о том, что генетический код с наибольшей яркостью проявляется именно во втором поколении — у внуков. На детях природа как бы отдыхает. Это значит, что Мередит — нечто вроде «перевалочного пункта», срединного звена. Она нужна была, чтобы дать жизнь Гвендолин и покинуть этот мир. Но судьба распорядилась иначе. Однако все отпущенное Мередит уже было отдано ее дочери. Вот она и осталась пустым сосудом. Только тело. Без души и чувств.

Грегори передернуло: Исаис вполне могла сделать ему такой подарок. А еще проклятье Минервы — маг сжал кулаки — «тебя не полюбит ни одна женщина». Однако он отогнал свои тягостные мысли и обратился к Дереку:

— И что вы намерены делать?

— Бороться, я ведь люблю ее, — прямо ответил тот.

И вот сейчас — после семи лет совместной жизни — они все-таки решили пожениться. Мередит была снова беременна. Правда, по-прежнему безразличная ко всему, подобная отработавшему свой срок механизму.

Гвендолин сверлила мать, ее мужа и деда ненавидящим взглядом. Девочка не раз приводила домашних в шок своими заявлениями. Однажды, когда Мередит в очередной раз заболела, и Дерек просиживал у ее постели, Гвен подошла и заявила, невинно похлопав глазками:

— Зачем ты лечишь ее, она должна умереть.

В глазах мужчины полыхнул гнев.

— Как ты можешь так говорить! — вскричал он. — Она твоя мать!

Гвендолин рассмеялась.

— Нет, она мой кокон. Но я уже вылупилась. Посмотри на ее ауру — это аура мертвеца.

И Дерек, к своему ужасу, отметил, что маленькая негодница права.



И вот церемония была завершена, все счастливы. Но, когда они уселись в лимузин, чтобы отправиться в ресторан — продолжать торжество, Гвен, обведя всех довольным взглядом, сказала:

— Не пойму, чему вы радуетесь, вы же сами сейчас ее убили.

Дерек выпустил руку жены, и прежде, чем его успел перехватить Грегори, схватил девочку за грудки и приподнял над полом:
— Заткнись, слышишь. Иначе я выброшу тебе из машины, прямо на ходу, — прорычал он. Но Гвендолин лишь расхохоталась ему в лицо неприятным, недетским смехом.



Дерек настоял, чтобы Мередит рожала дома. И сейчас ее крики разносились по особняку. Монтгомери не отходил от постели жены. Но, увы, все его искусство было бессильно: ни зелья, ни заклинания не облегчали боль. Несчастная терпела настоящую пытку. Казалось, что она собирается произвести на свет чудовище, а не ребенка.

Гвендолин играла в куклы и злорадно улыбалась. Очередной пробегавшей мимо служанке она бросила:

— Скажите ей, чтобы она не кричала. Это никого не разжалобит. Уже семь лет она жила в долг.

Горничная испуганно перекрестилась.

— Что вы такое говорите, мисс?! — возмутилась она.

— Правду, — ответила та и вернулась к игре.

Мальчик родился на свет через двадцать часов, окончательно измучив свою мать. Та впала в прострацию и начала бредить. А Дерек взял своего сына на руки, но, взглянув на него, вскрикнул: младенец был отвратителен.

Неожиданно Мередит поднялась и села на кровати. Она обвела комнату совершенно безумным взглядом и, увидев тоненький силуэт Гвендолин, стоящей в дверях, издала душераздирающий крик и замертво упала на подушки.

Дерек метнулся к жене.

— Нет, нет, — упрямо шептал он. Но вдруг его озарило, сорвавшись с места, он подскочил к Гвендолин и, вцепившись ей в плечи, заорал:

— Это ты, ты, маленькая дрянь, во всем виновата! — Грегори и несколько слуг ринулись на крик. Но они все равно опоздали: звонкая пощечина обрушилась на нежную детскую щеку, девочка отлетела на целый фут.

Когда она поднялась, зрачки в ее глазах совершенно исчезли — пустыми, черными глазами она смотрела на мужчину, медленно приближаясь к нему. Дерек, шокированный происходящим, не двигался, словно загипнотизированный.

— Ты меня разозлил! — сказала она неожиданно грубым голосом. Приблизившись, она схватила мужчину за руку, и тот начал корчиться и извиваться, оглашая дом нечеловеческими воплями.

Когда Грегори и прислуга ворвались в комнату, Гвендолин стояла возле кучки праха, невинно улыбалась и моргала красивыми изумрудными глазками.


В тот же день он наложил на слуг Заклинание Забвения и отпустил всех с миром. Сам же поспешил замести следы: сменил фамилию с МакНиллона на Ниллона, детей переписал на себя и поторопился исчезнуть. Он уехал в Лондон — в мегаполисе было куда легче затеряться. Внука он назвал в честь своего деда, на которого тот был очень похож, — Найджелом.
Жизнь пришлось начинать с чистого листа.

____________________________________________________

¹³ Суккуб (от лат. succuba — наложница) — в средневековых легендах демоница, посещающая ночью молодых мужчин и вызывающая у них сладострастные сны. Как ни странно, но при описании суккубов средневековыми демонологами слово succuba использовалось крайне редко. Для именования этого класса существ использовалось другое латинское слово: succubus, которое относится к мужскому роду. Вероятно, это связано с тем, что согласно воззрению демонологов, суккуб — это Дьявол в женском обличии. Часто описывается как молодая привлекательная женщина, однако, имеющая когтистые стопы ног и, иногда, перепончатые крылья. Невозможно однозначно причислить суккубов к злым или добрым демонам, поскольку сказания о них разнятся. Разумеется, церковь видела в суккубах слуг Дьявола или даже самого Сатану, принявшего женский облик. Поэтому мы обнаружим множество историй, в которых суккуб рисуется как безобразная ведьма или демоница, медленно выпивающая жизненные силы своих любовников-жертв, отчего их иногда отождествляют с вампирами.

[crazy belka28]

Глава 7. Как дальше жить, если с аурами что-то не то © БГ

Отрубился в час, а проснулся в три,
Полнолуние выжгло тебя изнутри,
На углу у аптеки горят фонари
И ты едешь —
Ты хотел бы напиться хоть чем-нибудь всласть,
Ты пытаешься, но не можешь упасть,
И кто-то внутри говорит — это счастье,
Или ты бредишь,

Вкус крови лишил тебя слова,
И к бровям подходит вода —
Где-то именно здесь
Пал пламенный вестник,
И сегодня еще раз все та же среда —
Да хранит тебя Изида!

Ты подходишь к кому-то сказать "Привет",
И вдруг понимаешь, что нет ничего конкретного,
И прохожие смотрят тебе вослед
С издевкой;
На улице летом метет метель,
И ветер срывает двери с петель,
И прибежище, там, где была постель, теперь —
Яма с веревкой…
группа «Аквариум»
«Терапевт»

Воскресение, 20 апреля, 200* год

Когда он влетел в кабинет директора, все уже были там. И сейчас на него уставился добрый десяток глаз — с ненавистью, с уважением, с любопытством… Он кивнул коллегам, пожал руки Гарри Поттеру и Артуру Уизли, к удивлению многих — слегка улыбнулся, чтобы подбодрить Хагрида, который плакал, скрючившись в огромном, видно, специального для него трансфигурированном, кресле, с недоумением заметил Крейна и … раздел взглядом мисс Грейнджер. Реакция на это рассматривание была мгновенной — в огромных глазах Гермионы полыхнул гнев: дескать, что вы себе позволяете?! Он самодовольно ухмыльнулся: «Знала бы ты, моя сладкая, что я с тобой весь день вытворяю...», и тут увидел, что тоненькую, как стебелек цветка, талию профессора маггловедения облапила рыжая ручища Рона Уизли. Кольнула ревность. С чего бы? Разве кольцо на ее пальчике не знак принадлежности другому мужчине? Разве в прошлом году Минерва не прожужжала всем уши, что «детки наконец-то обручились»? Но сегодняшний день породил в душе — нет, не надежду, это было бы глупо, — но грёзу о том, что он может быть любим юной и прекрасной женщиной. Сладкая иллюзия грела. А мгновение назад он понял, как нелепо даже думать об этом. И вновь стало холодно. Он поежился и отошел к камину: одновременно к теплу и в тень.

Артур Уизли, оглядев присутствующих, решил, что пора начинать:

— Сегодня произошло беспрецедентное по своей наглости и жестокости преступление — в Запретном лесу убили детеныша единорога. И, как утверждает Хагрид, в этом замешаны слизеринцы. Вы ничего не хотите объяснить нам, профессор? — он повернулся к Северусу.

Тот смерил министра взглядом и презрительно фыркнул.

— Вы всерьез полагаете, что раз я декан, значит должен водить каждого слизеринца за руку? — проговорил он, в упор глядя на Артура. — Это раз. А потом, насколько мне известно, Хагрид ничего не утверждает, он лишь говорит, что ему показалось, будто на одном из преступников был галстук в цветах Слизерина, — вкрадчиво добавил он, и Хагрид закивал — так, мол, и есть.

Минерва, почувствовав, что обстановка накаляется, поспешила вставить свое слово:

— Северус прав — мы ничего не знаем наверняка, и не имеем права обвинять детей какого бы то ни было факультета, пока у нас на руках не будет веских улик.

Рон всем своим видом показывал недовольство: как можно верить этому гаду? А Гарри и вовсе где-то витал, занятый тем, что торопливо пролистывал какую-то книжку.

А Фрейзар Крейн смотрел на все происходящее, как на затянувшийся дурной сон. Волшебники, единороги – в начале двадцать первого века — нет, этого просто не может быть! Бред какой-то! Однако бред был вполне осязаемым. И это пугало еще больше.

— Вы правы, — произнес Артур. — Но все-таки мы не можем оставить инцидент безнаказанным…

— Разумеется, — визгливо вмешался Флитвик, сейчас он числился в заместителях директора и тоже нес ответственность за происходящее, — но я настаиваю на предварительном внутришкольном расследовании.

— Ни в коем случае! — Рон даже Гермиону оставил по такому случаю и выступил вперед. — Единороги находятся под особой охраной Министерства Магии. Это наше дело, даже больше, чем их, — он кивнул на Гарри, который нынче возглавлял Аврорат. — Кроме того, волшебных существ увидели магглы, и мы должны обязательно найти их… Иначе… — договорить он не успел: захлопнув книжку, в разговор вступил Гарри:

— Да, кстати, откуда в Запретном лесу взялись магглы? И с каких пор вообще маги сдружились с магглами?

— А вот этот вопрос надо адресовать нашей дорогой мисс Грейнджер, — прищурив глаза, насмешливо сказал зельевар. — Что она там подросткам рассказывает на маггловедении?

Гермиона вспыхнула: поняла, на что он намекал.

Но словесная дуэль так и не состоялась, а вопросы Гарри — остались риторическими, потому что в тот момент, как Гермиона открыла рот, чтобы парировать фразу Снейпа, распахнулась дверь, и в кабинет торжественно вплыла Сибилла Трелони. Ее, как злую колдунью из сказки, забыли пригласить. Она окинула комнату своим отстраненным взглядом, заметила Фрейзара и двинулась к нему. Вокруг все замерли. Глаза Крейна расширились от ужаса — это было даже хуже МакГоннагал в остроконечной шляпе и говорящего портрета некоего Дамблдора. Мужчина оглянулся, высматривая пути к отступлению. В поисках поддержки обернулся к Снейпу, но тут же пожалел об этом. Северус стоял, опершись о каминную притолоку, и отблески пламени отражались в его непроницаемо-черных глазах. Тонкие губы зельевара кривила поистине дьявольская усмешка. А если добавить к этому его бледность, лишь оттененную вспышками огня, и черные одеяния, то перед Крейном был выходец из ада во всей красе. Путаясь в непомерной мантии Хагрида, которую Снейп еще днем наскоро подогнал под него, Фрейзар попятился к стене. Тут-то его и прижала похожая на стрекозу особа в ярких бусах и шали с блестками.

Задрав голову и закатив глаза, она начала каким-то завывающим тоном:

— Мне было видение, — она многозначительно подняла вверх тонкий палец, — что придет в наш мир тот, кому ведомы древние тайны. Кто сможет словом остановить огонь и поэтическим созвучьем превращать кипяток в лед. Потомок великих и первейший из равных! Я рада приветствовать тебя, Талиесин. Тебе, поцелованному Богиней, предстоят грандиозные свершения.

— Кто вы? — выдавил вжавшийся в стену, дрожащий, как лист на ветру, Крейн.

— Не волнуйтесь, — раздался за спиной этой странной женщины звонкий девичий голос, — это наша профессор Прорицаний Сибилла Трелони, — Гермиона оказалась рядом и взяла пророчицу под руку. — Сибилла, ну зачем же вы так нашего гостя напугали? — улыбнулась ей мисс Грейнджер. Но радость быстро сошла с лица, когда Гермиона сообразила, чьи очки и лохматую голову она видела сегодня в камине того коттеджа.
И Трелони будто угадала ее мысли.

— Любопытство кошку сгубило, — произнесла Сибилла таким тоном, что девушка вздрогнула. — А между тем тебе, Кошка, не стоит шнырять, припадая к земле, подглядывая за всеми, особенно за предсказательницами! Могущественные покровители не всегда смогут спасти. На ветвях деревьев безопаснее: там можно затаиться и переждать дурные времена. Когда чёрные тени скользят над землёй, не стоит разевать на них пасть. Занимайся своими делами и не лезь в чужую личную жизнь. Тогда и твоя, наконец, состоится ¹⁴. — Последнюю фразу Трелони проговорила, в упор глядя на Снейпа, который, однако, даже не заметил этого внимания к своей скромной персоне, так как рассматривал что-то чрезвычайно интересное у себя под ногами. Должно быть, решила Трелони, читал свою судьбу в узорах ковра. Гермиону от таких предсказаний и перспектив охватила паника.

________________________________________________

¹⁴Навеяно «Гороскопом профессора Трелони», «Ведьмополитен», декабрь 2008/Отдохни.
________________________________________________

[crazy belka28]

Но она все же проводила Трелони к столу и даже налила той чаю. Минерва одобряюще улыбнулась своей любимой ученице, а ныне — коллеге: на какое-то время этот «Нострадамус в юбке» был обезврежен. Сибилла увлеклась чаем, и все вздохнули спокойно.

— Кажется, на сегодня достаточно, — первым вышел из замешательства Артур Уизли, — не думаю, что до завтра наше расследование продвинется хоть на йоту. А поэтому не будем пересекать мосты, пока к ним не добрались, и не станем поспешно выдвигать какие-либо версии. Надеюсь, Минерва, вы позволите следственной комиссии разместиться в Хогвартсе?

— Разумеется, — сказала директор, хотя ей не очень нравилась эта идея. Но тут с портрета подмигнул Альбус, стрельнув глазами сначала в сторону Гермионы, а потом в строну Рона. И Минерва с ним согласилась; дети и так почти не видятся: она — учитель, он — руководитель Отдела по контролю волшебных существ, постоянно в делах; вон, уже год с их помолвки прошел, а они до сих пор не поженились. Альбус прав.

— Мистер Крейн, — обратился Уизли-старший к Фрейзару, — вам тоже придется остаться здесь на некоторое время. — Тот кивнул. Речь, после всего увиденного, отказала.

— Ах! — вскрик Трелони снова заставил всех посмотреть в ее сторону. — Это совершенно удивительно, — ясновидица витала где-то в астрале и не очень понимала, что происходит вокруг. — Вы только взгляните, мисс Грейнджер, как упали чаинки. Знаю, вы не верите в Таинство прорицания, но вам определенно надо на это взглянуть, — Гермиона выпустила Рона, которого держала под руку — парочка намеревалась улизнуть — и решительным шагом подошла к столу, взяла у Сибиллы кружку и попыталась вглядеться в хаос чаинок. Абсолютно ничего. А Трелони меж тем продолжала: — Профессор, — это адресовалось Снейпу, — вам тоже не мешало бы на это взглянуть.

— Мне? — брови зельевара поползли вверх. — Вы серьезно?

Публика затаила дыхание: спектакль становился все интереснее.

Северус подошел, Трелони забрала у Гермионы чашку и передала ему.

— Ну, смотрите, — пророчица указала на размазанные по дну лохмотья чая, — разве вы не видите, на что это похоже?!

«На ошметки моей жизни, — подумал он, — а по цвету — на ее глаза». Он вскинул взгляд на Гермиону, та ждала его ответ, затаив дыхание. Остальные тоже молчали.

— Ничего определенного, — сухо проговорил зельевар, — и вы, коллега, — голос похолодел и окрасился насмешкой, — знаете мое отношение к вашему… гм… искусству.

Трелони фыркнула и забрала у него чашку.

— Минерва, рассуди нас! — вообще-то МакГонагалл относилась к прорицаниям едва ли лучше, чем Гермиона и Северус, но все-таки решила помочь. Оказавшись рядом с ворожеей, она склонилась над посудиной и вдруг загадочно улыбнулась. Сибилла несказанно обрадовалась такой реакции. — Ну вот, видите, — торжествующе произнесла она, глядя на Снейпа и Грейнджер, — не одна я разглядела, что чаинки улеглись в символы Девы и Скорпиона ¹⁵ . Смотрите, в самом ближайшем будущем их ждет союз!

Северус побледнел, Гермиона же, напротив, прикрыла рот рукой и залилась краской.

— Что за бред?! Если ей и грозит какой-нибудь водный знак ¹⁶ , — «О, Рон в этом разбирается?! Не знала, — мимоходом отметила Гермиона», — то совсем другой. — И, повернувшись к профессору маггловедения, схватил ее за руку и потащил за собой: — Ну, идем же, милая.

Гермионе крайне не понравилось, что ее волокли, как козу на веревочке. Ох и влетит кому-то!

Положение надо было спасать. Эту миссию взял на себя Артур. И, хотя команды он раздавал четко и лаконично, доходили они не сразу и не до всех.

— … а вы проводите мистера Крейна в отведенные ему комнаты, — закончил тираду Уизли-старший, и только тут Снейп понял, что последняя фраза предназначалась ему: выкладки Трелони повергли зельевара в легкий шок.



Фрейзар, правда, был не в лучшем состоянии. Перед глазами все плыло, так что приходилось хвататься за мебель, дабы не упасть. Слишком многое свалилось на него за это время. Мир стремительно переворачивался вверх дном. Прислонившись к стене в проеме между портретами, он закрыл глаза и надавил пальцами на глазные яблоки, обычно это ему, любителю посидеть за книгой допоздна, помогало сфокусировать взгляд. Но в этот раз произошло нечто странное: люди в комнате и даже на картинах — исчезли. На их месте Крейн видел лишь разноцветные клубки искр. Первое время в этой пестроте было трудно ориентироваться, но скоро дискомфорт прошел, и Фрейзар стал смотреть на своих новых знакомцев. Он сразу же догадался, что видел их биополя. И это было прелюбопытно. Например, главные герои этого шоу с чаинками — Северус и Гермиона. Он — комок противоречий: черный, темно-голубой, серебристый, всполохи красного; она — гармония и спокойствие: чистый зеленый, золотистый, разводы оранжевого ¹⁷. Так бы смотрел и смотрел. А что, может, это чудо в блестках и не так уж ошибается, объединяя их. Крейн улыбнулся своим мыслям. Сосредоточился, глубоко вздохнул, и вернулось нормальное зрение.

— Идемте, — узкая ладонь зельевара легла ему на плечо. Попрощавшись с коллегами и гостями, оба выскользнули в темноту коридора.

Шли молча, Северус о чем-то напряженно размышлял. Крейн споткнулся, и Снейп, опомнившись, достал палочку и произнес: «Люмус». Палочка зажглась на конце, казалось, в нее вмонтировали фонарик. Крейн не переставал удивляться здешним чудесам.

— Скажите, мистер Снейп, — «Назвал, вроде бы, правильно, но почему он вздрогнул и так зыркнул на меня?», — а эта девушка… Гермиона, по-моему… она что, интересуется вами? Я заметил, она сегодня так странно на вас поглядывала… А ведь этот джентльмен, Рон Уизли, он же ее жених, так?

Снейп крутанулся, оказавшись с ним нос к носу, и буквально впечатал Крейна в стену своим пылающим взглядом.

— Послушайте, вы, — голос был тих и почти ласков, но у Фрейзара все-таки побежали мурашки по коже, — не знаю с какой луны вы свалились на нашу голову, но вы, должно быть, полагаете, что если мы волшебники, то можем все. Стоит только пожелать. Хочешь — дворец, — он щелкнул пальцами, и возле его правого плеча появился чудесный, пронизанный золотым светом, дворец, — хочешь — принцессу, — тот же трюк, и на левое плечо опустилась крошечная призрачная девушка. — Но на самом деле все не так, — он повел рукой, и призраки исчезли, — все совсем не так. Здесь обычная жизнь, такая же, как у вас. А знаете, чем реальная жизнь отличается от сказки? — Фрейзару невыносимо хотелось слиться с камнем стены. — В сказках чудовища превращаются в прекрасных принцев, а в жизни — умирают чудовищами. Ясно? — Куда уж яснее. Крейн кивнул. — Вот и отлично. Вам — вторая дверь направо, ключ не нужен, просто прикоснитесь к замочной скважине. Доброй ночи, — и слился с темнотой.

___________________________________________
¹⁵ Авторы спешат предвосхитить возмущенные возгласы, и сообщают о том, что никогда бы не позволили себе поменять знак Зодиака уважаемому профессору, если бы у них не было веского основания в виде одной из статей из серии «ГП с точки зрения астрологии». Посмотреть ее можно вот здесь – www.fanrus.com/mast/friyana_astrology08_severus...

¹⁶Рон Уизли, согласно тому же источнику, – Рыбы.

¹⁷Подробнее об аурах вот здесь – www.bioenerg.narod.ru/aura1.html

[crazy belka28]

~ *~*~*~

Ссориться они начали сразу, как за ними закрылась дверь директорского кабинета и свернули к комнатам Гермионы.

— Рон, когда ты перестанешь обращаться со мной так, как будто я — твоя собственность? — кричала она.

— А когда ты перестанешь меня волынить? — с пол-оборота завелся он. — Надо мной уже все министерство смеется — жених с носом.

— Рон, прекрати, мы уже все обсуждали… Но сегодня ты вел себя просто недопустимо!

— Вот как?! — не унимался он. — По-твоему, я должен был стоять и смотреть, как эта дура очкастая сватает мою невесту слизеринскому упырю!?

— Не смей называть его так!

— Ах, вот оно что… Ты уже его защищаешь? — Рон грубо схватил ее за плечи. — А может она права и между вами что-то есть. То-то вы весь вечер в гляделочки играли.

— Ты с ума сошел. Что ты несешь? — Гермиона была настолько шокирована таким выводом, что даже возмутиться не смогла. — Я тебя люблю. Я твоя невеста.

— Меня любишь? — Рон почти рычал. — Поэтому-то у нас с тобой секс и бывает раз в полгода. От большой любви. А я, между прочим, здоровый мужчина, мне секс, как воздух необходим. Слышишь? — Гермиона едва сдерживала слезы.

— Браво, браво, браво! — раздался за их спинами холодный голос. Они отпрянули друг от друга, как будто все еще были студентами, которых застукали за чем-то неприличным. И сейчас полетят баллы с Гриффиндора. Снейп должно быть подумал о том же, только с сожалением. — Браво! Какой монолог! Сколько экспрессии! Какие глубокие переживания! — каждое слово было настолько пропитано ехидством, что у молодых людей стало горько во рту. — Вон аж мисс Грейнджер расчувствовалась.

Гермиона зло вытерла слезы: не дождетесь, и посмотрела прямо в эти насмешливые глаза.

— Вообще-то, мы разговаривали, — спокойно, как только могла, сказала она, — и вас это не коим образом не касается.

— Да неужели? — хмыкнул он. — А мне показалось, что несколькими предложениями ранее очень даже касалось. Или почетное звание слизеринского упыря уже перешло к кому-то другому?

— Этот урод, — Снейп поморщился — от громкого возгласа, — еще и подслушивал… Отойди Герми, я его сейчас по стенке размажу, — Рон буквально закинул Гермиону себе за спину и бычком пошел на зельевара, тот стоял, не шелохнувшись. Лишь улыбался презрительно.

— Рон! Стоять! — из-за угла выскочил Гарри и повис на друге. Уизли начал вырываться.

— Пусти, у меня давно руки чешутся эту мразь отделать! — вопил он. — Я даже магию на него тратить не буду. Пусти!

Гермиона сориентировалась быстро. Ее Ступефай так приложил Рона, что тот кулем рухнул на Гарри, у последнего аж ноги подкосились. «Левикорпус», — почти лениво бросил Снейп, и тело Рона поднялось в воздух. И Гарри без слов уволок безжизненного друга за собой. Когда те скрылись из виду, Снейп посмотрел на Гермиону. Та напоминала разъяренного львенка, куда и слезы делись.

— В моем случае, как я понимаю, будет Петрификус Тоталус? — походкой сытого хищника он приблизился к ней.

— Что вы, я тут колеблюсь между Круцио и Авадой Кедаврой? — в тон ему произнесла она.

— И что же вас останавливает? — в его глазах плясали чертики.

— Ну, в первом случае ваши вопли перебудят Хогвартс, — проговорила она…

— Не факт… — парировал он. — А во втором? — он был уже совсем рядом, и чуткий нос уловил терпко-сладкий аромат ее духов.

— А втором — мир лишиться замечательного зельевара, а этого я никак допустить не могу.

— Даже так… — как у него вырвалась другая часть фразы, он и сам не понял; это кареглазое наваждение полностью лишало его хладнокровности. — Значит, я вам интересен только, как замечательный зельевар? Не более?

— А вы что хотели, чтобы я млела при одном вашем приближении? — она дерзко вскинула подбородок. — Скажите спасибо, хоть не отплевываюсь! — хамить, так хамить!

— О, вы что, всерьез полагаете, что меня волнует реакция худосочной растрепанной безнравственной девицы! — она сама его разлила!
«Ах ты, гад! Ну, что ж — получи!».

— И это говорите мне вы! — она рассмеялась ему прямо в лицо. — Вы себя в зеркало давно видели? Пугал на огород краше ставят! Да ни одна женщина в здравом уме даже не посмотрит в вашу сторону. Придется Империо накладывать.

Он вжал ее в стену, крепко сжал запястья и завел руки за головой:

— Ты доигралась, — прошептал он, щекоча ей ушко, — сейчас я тебе покажу, что я делаю с такими, как ты!

Гермиону сковал ужас: перед ней был Упивающийся Смертью. Девушка попыталась вырваться, но вместо этого только сократила расстояние между ними. От него веяло жаром. Их губы оказались совсем близко, и он не преминул этим воспользоваться. Она была еще слаще, чем он представлял. Целовать ее было еще упоительнее. Страсть туманила рассудок. Он был жаден, требователен, груб. Ошеломленный ощущениями, он ослабил хватку, и она вывернулась из его объятий. Только сейчас он заметил, что в ее огромных глазах стоят слезы.

— Вы отвратительны! — проговорила она, и, повернувшись, убежала.

Он со всей силы шарахнул кулаком по стене, даже не чувствуя боль. Его била крупна дрожь, и при этом все пылало внутри. Чтобы хоть как-то охладиться, он прижался лбом к холодному камню. И казалось стены, стократ отразив, повторили ее последние слова.



Продолжение следует...

[Талина2010]

Девочки!
Огромное спасибо! Надеюсь, продолжение появится раньше, чем я забуду, с чего все начиналось?

[ksenon68]

crazy belka28, надеюсь вы оправдаете надежды Талины *шепотом:"и мои"*

[crazy belka28]

Талина2010, ksenon68, а сами-то, сами))) Ну мы не подведем, не боИтесь))))

[leeRA]

crazy belka28,
Невероятно интересный фик! Читая его, поняла, что хорошие снейджеры еще существуют в природе.

[crazy belka28]

leeRA, спасибо))) *аффтАры от смущения покраснели, как помидоры на грядке*

[Талина2010]

crazy belka28,
Тунгусская Волчица,
Такая объемная картина происходящего, замечательно выписанные герои, столько событий, так интересно сплетенных в одно целое. Потрясающие стихотворные эпиграфы, от которых мороз проходит по коже... И невозможно оторваться ни на секунду от этого завораживающего произведения! Большое спасибо за все это волшебство. И не затягивайте, пожалуйста, с продолжением!