Пушкин и сказки
Великий поэтВеликий поэт вошел в мою жизнь еще в досознательном возрасте. Мне было всего десять месяцев, когда я, благодаря Пушкину, научилась говорить.
Случилось это так: старшая сестра учила «Как ныне взбирается вещий Олег», а я повторяла рифмованные окончания. Так в мою детскую жизнь вошла Поэзия — большая и настоящая. Ибо литература на настоящесть проверяется детством. Ведь именно в младенческие годы — до умения читать — в нашем нетронутом жизненными невзгодами мире появляются сказки (во всяком случае, раньше — еще у моего поколения — появлялись). Они формируют мировоззрение ребенка. И краски, которыми таким образом, рисуется картина мира малыша, получаются самые яркие и светящиеся. Ведь сказки хранят в себе подлинную Мудрость, истинную Поэзию и непреходящую Красоту. Поэтому если родителям удалось заложить в своем ребенке «сказочный» фундамент, то у них получилась личность, которую не сможет разрушить пошлость. Личность — духовная, умеющая противостоять тлетворному влиянию…
Пушкин пришел ко мне в этот период созидания жизненных принципов. Вместе со сказками. Уже в три года я знала наизусть «У лукоморья» и «Сказку о попе и работнике его Балде». Это потом, когда научилась лазать по полкам книжного шкафа, казавшегося мне тогда таким огромным, и складывать предложения из разрозненных ранее букв, появился Лермонтов. Мой обожаемый «печальный демон». Он открыл для меня другой аспект красоты, имя которому — эстетика. А ведь она, по сути, есть понимание и чувствование красоты, но далеко не сама красота. Самой красотой по-прежнему оставался Пушкин. И именно поэтому, когда ровные ряды примеров в тетрадке по математике превращались вдруг, под мысленным взором, в куплеты стихотворения, это непременно были пушкинские строчки. Простые и прекрасные, как сама «Царица наук» — математика. Пушкин был — стал — первоосновой моего мира, мерилом ценностей. Даже неосознанно, меняемый на других — отечественных и зарубежных — авторов, ругаемый и отвергаемый, он жил и пульсировал во мне. Может быть, как раз из-за него-то — внутреннего — и начала писать стихи, тянуться к чистой, без эстетического украшательства, красоте. Как, например, в стихотворении «Вопрос», созданном в далекое четырнадцатилетние:
Часто ль вы любовались красой,
Что растет у вас под ногами?
Часто ли умывались росой?
Часто ли бродили лугами?
А вы видели шиповника куст
В дымке розовой нежного цвета?..
Для других этот мир, может, пуст.
Полон песен он для поэта.
Это потом — пройдя через отторжение и заново полюбив — поняла, почему его называют «Солнцем нашей поэзии». Ведь само слово «красота» содержит древний ведический «солнечный» корень. «Красивый», «красный» искони на Руси значило «обращенный к Солнцу», «подобный Солнцу». Так что исследователи попали в самую точку, присоединив к фамилии Пушкина этот эпитет. Как и в случае с Моцартом, которого тоже называют «солнечным», за «светлую печаль». Всегда — светлую, вопреки всему — светлую.
В одном из романов современного писателя-традиционалиста прочла легенду о том, что няня поэта, Арина Родионовна, принадлежала к «хранителям веры», но не той, привнесенной христианской, а подлинной русской ведической… Православной — от «славить Правь» — древнюю, еще до-славянскую, ПЕРВОПРИЧИНУ мира. Не удивительно, тогда, почему она воспитывала маленького Сашу на сказках. Ведь сказки, запечатлели мудрость пращуров. И если заглянуть в один из древнейших сакральных текстов — «Книгу Коляды» — то можно, без труда, обнаружить все знакомые с детства персонажи, только под именами древнеславянских Богов.
Вот так сакральная «солнечная» Русь вплелась в детское сознание поэта. Отсюда и его собственные, чудно-дивные, сказки — авторские, но такие народные!
Что же такое особое писал Пушкин? Почему Достоевский назвал его не российским, а всемирным поэтом? Почему прежде всех других ставила его Цветаева? А ничего. Он просто умел видеть «чудные мгновения» — вечные и всеобщие. (Именно всеобщие, а не общечеловеческие!). Ибо вечны — ребенок, бегущий навстречу матери, нежные руки девушки, обвивающие шею возлюбленного; вечны и сакральны поцелуй и близость; всегда прекрасна маленькая женская ножка… Мир, созданный Пушкиным, притягателен, в него хочется окунаться, как в волны моря, позлащенные закатным лучом. Для его понимания не нужен Белинский. Он вне критики. Над критикой. Больше критики.
И поэтому, когда истосковавшаяся среди обыденности душа просит отдохновения, достаю с полки (теперь уже не надо на нее забираться, как по лестнице, за нужной книгой) томик Пушкина и читаю, читаю подряд, не заглядывая в содержание. И — да простит меня Бог! — нахожу ответы на все вопросы, как в Библии. И окружающая действительность, после прочтения, вдруг становиться чище и светлее. Сказочнее. Солнечнее. Хочется жить и творить. Потому что здесь — в этой стране — жил и творил он. Недаром же один из самых больших, на мой взгляд, поэтов современности — Владимир Высоцкий — из портретов всех классиков выбрал для своего кабинета именно его портрет. Неспроста ровнялся на него в своем творчестве.
Пушкина можно не признавать, не читать вовсе, «сбрасывать с корабля современности», он останется жить всегда и вечно, в подсознании, в непроявленном мире, будет выситься над всеми «нерукотворным памятником», будет вечно светить — ибо такова основная функция Солнца…