Забери мои слезы
Автор: Яся Белая
Бета: *если найдется, буду очень рада*
Фандом: Bleach
Рейтинг: R
Пейринг: Гриммджоу/Орихиме\Улькиорра
Жанр: *потуги на детектив*
Диклаймер: вы ж не жадный, Кубо-сама?
Саммари: Будь осторожна! Лед еще тонкий, оступишься — утонешь. Пальцем грозит, а глаза такие добрые…
Предупреждение: AU, сильное AU. И ООС, наверное. А обоснуя так вообще давно зарыла под яблонькой.
Комментарии: моСК аффтара был съеден вот этой заявкой и новым эндингом, да и фантазия у него по весне буйная, так что адеквата не ждите
Размер: *пока пишем миди, а там…*
Статус: не закончен
приступим?
Из холодных глаз льдинки просятся
На ладонь твою злыми каплями.
Травы вещие ночью косятся,
Пред зарёю сны ходят цаплями.
Духи древние растревожатся -
Ты блуждал всю ночь меж распутьями,
А слова в напев сами сложатся,
В смех багульника пред заутренней.
Ворожил, как тать, над озёрами,
Заклинал пропажу полночную.
Льдинки глаз твоих стали ворами
И впились иглой в кожу сочную.
На заре, как сон, слёзы сгинули,
Слёзы горькие, слёзы жгучие.
На кого меня вы покинули?
За какой мой грех так замучили?
© Феникс
Глава 1. На двоих одно горе…
Занималась заря, лениво проливая плавленое золото на макушки многоэтажек. Потягивались столбы, чувствуя в проводах покалывание электричества: это пробуждались в квартирах первые лампочки. Однако небо не спешило просыпаться, натягивая повыше одеяло туч. Дождь, оставшись один, плакал от ощущения собственной ненужности. Дождь был эгоистом, как все дети. Но тишину совсем не трогала барабанная дробь капель. Всунув поглубже наушники и включив любимую песню на полную, она мерила лужи, не боявшись простудиться. И только в сыскном агентстве «Ветер правды» царило неспокойствие — крошечная прихожая кукожилась и содрогалась, словно от ударов хлыста, от отборного площадного мата, без витиеватостей и скидок на женские уши. Ругался молодой мужчина с вызывающе синими волосами. Опершись ладонями о столешницу, он буквально нависал над тощей, всклоченной, похожей на снулую рыбу секретаршей. Женщина не обращала на крикуна никакого внимания, продолжая разыскивать на видавшей виды клавиатуре необходимые буквы. Нужно признать, занятие это было не из легких, так как от частого употребления многие литеры стерлись, и теперь осталось только догадываться, где какая прячется. Время от времени женщина все-таки отводила взгляд от монитора и все также сонно смотрела в лазурные, пылающие яростью глаза гостя.
— Молодой человек, я, кажется, вам уже сказала — детектив Шифер никого не принимает, — в очередной раз пресно протолдонила она и снова принялась разыскивать особо упрямую «R», которая вот уже битый час не желала находиться.
— Да ну нахер! — взвился синеволосый. — Я вам ни «никого», я его старый корефан, если что!
«R» так и не нашлась, она переродилась в глухой рокот и поселилась во рту у блюстительницы шефского покоя.
— Вы начинаете меня злить, а это еще никому не удавалось. — Ее круглые, слишком большие из-за очков с толстыми стеклами, так и не проснувшиеся глаза скрестились с его злыми и дерзкими. — Впервые встречаю такую степень непонятливости: никого — это, значит, никого. Совсем. Что тут неясного?
«R» перебросилась к нему, и он яростно взревел:
— В натуре, тетя, ты робот! Но слушай меня, грымза, если я щаз не попаду в его кабинет, я тебе так микрочип отрехтую! Ни один пароль не подойдет.
— Да проходите уже, — она по-прежнему вяло махнула в сторону двери с табличкой «Улькиорра Шифер, частный детектив». И грубиян даже слегка опешил оттого, что она так быстро сдала крепость и совсем не испугалась его угрозы. Но потом решил, что программу испуга в нее не вставили, засунул руки в карманы и пинком распахнул нужную дверь.
Сидевший вполоборота бледный мужчина лишь поднял на него усталые глаза, бросил, как подачку, «привет» и продолжил наблюдать за тем, как дождинки, разбиваясь о выступ окна, взбрызгивают фонтанчиками.
Синеволосый несколько минут оглядывал убогий кабинет: интерьер состоял из покосившегося шкафа, забитого разноцветными папками, двух тонконогих стульев, вертящегося кресла, где сейчас и восседал хозяин, и двухтумбового стола, на котором пылился компьютер и красовалась пепельница с Бэтменом. Окурков не было. Только пушистая, уютно устроившаяся пыль. Покончив с осмотром территории, незваный гость проследил за взглядом детектива и осатанел:
— О***тельно же ты занят!
— Не кричи, — не меняя позы, выражения глаз и интонации, попросил Улькиорра. — Я думаю. Это — основная часть моей работы.
— А пока ты думаешь, Орихиме, может, какие-нибудь ублюдки насилуют!
— Химе? А что случилось?
— Проснулся наконец! — почти обрадовался посетитель. — А случилось то, что она исчезла…
— Люди просто так не исчезают — это нелогично.
— Да какая уж тут к едреной фене логика! — синеволосый сжал кулаки. — Девчонка пипи встала. Я ее ждал-ждал, ворочался-ворочался, я ж без нее под боком — как слепой котенок без мамкиной сиськи. В общем, начал звать. Зову-зову — нет! Я испугался, поперся искать — пусто, будто никогда и не было. Метаться стал весь на измене — с балкона выглянул, соседей перебудил, подруг ее по телефону из коек повытягивал. Тю-тю — нет моей девочки. Улетучилась в одной ночнушке и тапочках. Вот такой, брат, звездец.
Наверное, начнись давно обещанный армагедон, Шифер бы продолжал сидеть и прокладывать логические мостики от общего к частному и обратно. Но тут… Он почему-то вспомнил, что смех у Орихиме удивительно теплый, и зябко поежился, вдруг осознав — холод вокруг космический. И беспокойство с леденящими нотками паники вытеснило усталость из ярко-зеленых глаз:
— Кретин ты, Джаггерджак. Позвонить мне нельзя было? Я бы сам приехал.
— Ты с собой когда-нибудь по телефону разговаривал? Ты ж на третьей минуте осознаешь, что тебе вообще позвонили. Мы ж на всякие глупости не размениваемся, если в башке какая гениальная идея засела! Приехал бы ты, как же! Ты на рожу свою посмотри, упырь зеленый?! Тобой же только трепетных барышень пугать!
— Я же и говорю — кретин, — Улькиорра не спеша встал, снял висевший на «плечиках» бежевый «детективский» плащ, медленно оделся, наслаждаясь видом слегка офонаревшего Джаггерджака и, уже взявшись за ручку двери, бросил через плечо: — Идем.
***
Они сидели и курили. Прямо в зале, отряхивая пепел на заюзанный паркет. Давно они не курили вот так вместе. Повода не было. Случился вот. Теперь только ворота отворять, во всю ширь. Квартиру обыскали по пятому разу — ни следа, ни зацепочки. Говорить не хотелось, да и все слова вдруг куда-то делись. Зато остались воспоминания — одни на двоих. Ведь она была их девушкой.
Она перевелась к ним на юрфак на втором курсе. Ворвалось этакое рыжее солнце в аудиторию, и мир сразу как-то сжался. До размера ее глаз — дождливо-серых и круглых, как блюдца. Она назвалась, и они узнали, что у нее имя небесной принцессы. А когда она бесцеремонно устроилась между ними, они оба заметили, ее неприлично красивые волосы и невозможно розовую кофточку с низким вырезом. И к концу первой лекции сознали, что она до неузнаваемости изменила их вселенную. На их предложение стать ее спутниками, она без задней мысли выпалила, что у солнца нет спутников, есть только планеты. Уже на третий день ее прозвали «всеобщим адвокатом» за неистребимое и всепоглощающее искание справедливости. Ее сумка всегда была забита чем угодно, кроме книг. А ее бутерброды с тунцом и клубничным джемом потрясали воображение. Она постоянно забывала основные юридические термины и не могла изображать отношения между подмножествами с помощью кругов Эйлера. Им нестерпимо хотелось… беречь ее от всего мира. А она в упор не замечала их сопения, выпирающих ширинок и «прыщей желания». Она до визга боялась темноты, и они всегда провожали ее домой. А она обязательно затягивала пить чай. Чаепитие заканчивалось глубоко за полночь, и все ложись спать вповалку на единственном надувном матрасе. Это было определенно чудесное время. А потом…
Потом на третьем курсе случилась та поездка. Инициатор — их сокурсница и по совместительству — глава студсовета. Она заявила, что родители — крутые шишки — подарили ей озеро, домик и яхту, и что ей не терпится все это обмыть. И все как-то сразу согласились. Затарили багажники пивом и рванули. Домик в три этажа оказался кстати, а вот о том, что здесь еще и озеро есть, и половина не вспомнила.
А его в тот вечер потянуло на романтику. Небесная принцесса сидела на берегу, обхватив колени, и бегала взглядом по лунной дорожке… Он несколько секунд любовался молча, а затем ляпнул: «А луна тебе идет». И эта улыбка принадлежала только ему. А потом она отдалась ему, прямо тут, на песке. И он с гордостью узнал, что у нее первый, и сцеловал все ее слезы. Потом взял ее на руки — совсем невесомую — и бултыхнул в воду. Она заверещала, а он загоготал. Совершенно обнаженные, они набирали в пригоршни водное серебро и швырялись им друг в друга. А когда одна схватила за руку и дернула на себя, он намерено не устоял и шлепнулся прямо в лунное отражение. Уселся, поймал ее, развернул спиной и, заключив в кольцо пальцев ее тонкий стан, насадил на себя. До предела. До вскрика. До широко распахнутых глаз. А потом еще, еще, все глубже и резче, будто вколачивая в нее свое имя. Она прогнулась по-кошачьи, запрокинула кольцо рук вокруг его шеи и в голос стонала… Оставляя отметины на ее стройной шейке, он краем глаза заметил метнувшуюся тень и самодовольно ухмыльнулся про себя: «Вот же извращенец! Небось дрочил, на нас глядя! Узнаю кто — за яйца подвешу… ». Но потом мысли расплавились и все утекли в неизвестность… В дом они вернулись утром, держась за руки. Все спали кто где, а в дальнем углу сидел Улькиорра и курил сигарету за сигаретой. Они весело кивнули ему, уселись прямо на стол и стали кормить друг друга с рук и смеяться, измазываясь едой. А через три дня после вечеринки она перевезла к нему свои вещи.
Лодка страсти разбилась о рифы действительности через три месяца и шесть дней. Его исключили из института. Он стал пить и связался с сомнительными парнями. Ей было банально страшно. А когда она все-таки набралась смелости и высказала ему накипевшее, он съездил ее по лицу так, что она пролетела через комнату. Жива осталась чудом. Взглянула на него совершенно сухими и вмиг умершими глазами, собрала сумку и ушла в дождь… Он тогда даже крикнул вслед: «Ну и скатерью дорожка» и еще что-то злое. А потом жалел и даже несколько раз хотел извиниться, но она все время была вне зоны действия… Два месяца спустя он встретил их с Улькиоррой в супермаркете: они вместе держали корзинку с продуктами и светились… Он не подошел, лишь мысленно пожелал счастья… Их пути разошлись на целых пять лет.
Встречу выпускников организовала все та же инициативная владелица личного озера. Пригласить решили всех. Его нашли последним — он к тому времени стал уж слишком теневым. Собираясь, волновался как мальчишка. Даже зачем-то нацепил галстук, хотя тот нелепо смотрелся с его ультрамариновым хаером, мятым пиджаком и джинсами. В кафе сел за самый дальний столик… Но тупо напиться в одиночестве не получилось: после второй рюмки рядом прозвучало нежное: «Привет». Он оглянулся и забыл, как дышать — принцесса превратилась в королеву: рыжая корона волос мерцала в полумраке зала.
Он отвернулся и бросил через плечо: «Я вас не знаю».
Но едва слышный из-за гремящей музыки голосок был настойчив:
— Меня зовут Орихиме. Мне двадцать пять, и я скучаю…
Ночевать они уехали к нему.
Улькиорра вернулся из командировки уже в пустую квартиру. И, видимо, тоже пожелал им всего наилучшего, лишь звонил иногда… По праздникам. По поводу. И последующие два года Гриммоджоу Джаггерджак учился жить по-другому. По-настоящему мир перевернулся, когда Орихиме, привстав на цыпочки, шепнула ему на ухо самую главную новость… А вот теперь она исчезла…
Он первым прикончил пачку, смял ее вместе с воспоминаниями, пнул сыщика в бок и сказал:
— Ну что, Шерлок Холмс, что-нибудь придумал?
Шифер оторвал от пола свой отсутствующий взгляд и перевел его на Гриммджоу.
— Есть одна гипотеза, — слова шуршали пеплом отчаяния, — но она слишком безумная, чтобы быть правдой…